Элизабет Джордж - Обман

Он отодвинулся от стола, и Барбара поняла, что ее приход оторвал его от увлекательного занятия. По всей видимости, он трудился над изготовлением паука: три длинных витых стержня от ежиков — ноги игрушки — были уже прикреплены к телу, склеенному из слоев черной и белой губки. У паука были две пары глаз, сделанных из черных бусинок.

Тревор бросил быстрый взгляд на брата, который, поджав под себя ноги, не спускал с Барбары настороженных глаз.

— Брысь отсюда! — приказал он Чарли.

— Я ничего никому не скажу.

— Вали отсюда.

— Тре-эв, — захныкал Чарли, произнося односложное имя брата так, словно в нем было по крайней мере два слога, и демонстрируя, как успела заметить Барбара, семейную традицию — канючить по любому поводу.

— Ты что, не слышал? — Тревор угрожающе посмотрел на него.

— Псих! — огрызнулся Чарли и соскочил с кровати. Держа под мышкой бум-бокс, он с гордым видом прошел мимо Барбары и, хлопнув дверью, вышел из комнаты.

Глядя ему вслед, Барбара рассмотрела, чем была прижата дверь. Это действительно была старая сеть, изображающая огромную паутину, на ней расположилась целая коллекция паукообразных. Подобно своему незаконченному собрату, эти пауки отличались от тех, которых можно встретить в саду, коричневых и черных многоножек, поедающих мух и клещей. Рукотворные пауки выглядели экзотически причудливыми: их тела были красными, желтыми, зелеными, пятнистые ноги были усыпаны шипами, глаза горели беспощадным огнем.

— Отличная работа, — сказала Барбара. — Вы, похоже, изучаете энтомологию?

Тревор не ответил. Барбара подошла к столу. Возле него стоял еще один стул, на котором громоздились книги, газеты и журналы. Она переложила их на пол и села.

— Можно, я закурю? — спросила Барбара.

Он кивнул головой, вытащил сигарету из предложенной пачки, прикурил от спички, предоставив Барбаре возможность самой позаботиться о себе.

Сейчас, когда Чарли выключил бум-бокс, в доме стали слышны голоса дам, проживающих на улице Коронации, которые продолжали обмениваться сплетнями с громкостью футбольных фанатов, орущих на матче. Внизу Стелла нудным голосом жаловалась на Чарли, стащившего ее ожерелье, — его имя она умудрилась растянуть на четыре слога.

— Мне известно, что вы попались на краже на горчичной фабрике Малика три недели назад, — сказала Барбара.

Тревор затянулся, взгляд его сузившихся глаз впился в Барбару. Она заметила, что под ногтями у него черно, кожа вокруг — в заусенцах.

— И что?

— Вы не хотите рассказать мне об этом?

Он выдохнул дым.

— Вы хотите узнать, что я об этом думаю?

— Да. Другую сторону я уже выслушала. Вы, как я понимаю, не можете отрицать факт хищения. Вас поймали с поличным. На месте преступления, ведь так?

Во рту Тревора дымилась сигарета, глаза пристально рассматривали почти готового паука на столе. Он разрезал ершик пополам — из половинки со щетиной получилась паучья нога. Проволоку надо было скрепить с телом при помощи клея, и он аккуратно выдавил его из тюбика.

— Малик, наверное, раздувает это дело, словно у него украли золотой запас? Черт возьми, ведь я взял-то две неполные упаковки, а в одной — тридцать шесть банок. Я же не банк ограбил! К тому же я вытащил не целую коробку горчицы или соуса из заказа, это был бы скандал, а набрал всего понемногу.

— Я знаю, немного, но всего, что производится на фабрике.

Он зло взглянул на Барбару и вновь уставился на паука. У игрушки было похожее на настоящее тело, состоящее из трех сегментов — губок разного размера. Барбара заинтересовалась, каким образом они скрепляются между собой. Клеем? Скобками? А может быть, проволокой? Она еще раз внимательно оглядела стол в поисках мотков проволоки, но там, помимо частей паучьих тел, лежали книги о насекомых, газеты, оплавленные свечи, коробки с инструментами. Как он находит то, что ему нужно, в этом хаосе? — подумала она.

— Мне сказали, что мистер Кураши уволил вас. Это так?

Барбара повела глазами в поисках пепельницы, но не нашла. Тревор пододвинул ей баночку из-под сливочного крема, в которой уже лежало несколько окурков.

— Чего спрашивать, если вы и так все знаете.

— Вас уволили несправедливо? Кураши поспешил?

— Да какая разница! — ответил он.

Тревор оторвал взгляд от паука и поднял голову. Барбара заметила татуировку у него на шее. Картинка была настолько реалистична, что вызывала неприятное чувство: паутина с поджидающим добычу хищником в центре.

— Вы хотите спросить, не убил ли я его за то, что он попер меня с работы? — Пальцы Тревора прореживали щетину на ершике — ноге паука, пока остатки ее не стали походить на волоски. — Я, к вашему сведению, не настолько глуп. Я прочитал сегодняшний «Стандарт» и сразу понял, что кто-нибудь из вашего ведомства обязательно отыщет меня. И вот вы здесь. Вы считаете, у меня был мотив, ведь так?

— Почему вы не хотите рассказать о взаимоотношениях с мистером Кураши, Тревор?

— Я стащил несколько банок из отдела упаковки и из цеха, где наклеивают этикетки. Я ведь работал в экспедиции, так что это было нетрудно. Кураши меня застукал и уволил, вот и весь рассказ о наших взаимоотношениях. — При последних словах Тревор саркастически ухмыльнулся.

— Как вам удалось незаметно вынести банки из отдела упаковки? Ведь вы там не работали?

— Я брал их, когда там никого не было. По баночке во время перерыва, в обед. Хотел толкнуть их по дешевке в Клактоне.

— Так вы их продавали? Зачем? Вам очень нужны были деньги? На что?

Тревор взялся руками за край стола и встал. Подошел к окну и отдернул занавески. Под безжалостными лучами солнца Барбара увидела, что стены сплошь в трещинах, а мебель в комнате убогая и обшарпанная. Ковровая дорожка была местами вытерта до дыр. Посередине комнаты была прочерчена черная линия, будто разделяющая помещение на спальню и мастерскую.

— Мой отец не может работать. А мне не хочется, чтобы нашу семью вышвырнули на улицу. Чарли помогает, выполняет кое-какую работу для соседей, иногда Стеллу приглашают присмотреть за детьми. Но ведь нас восемь человек, и нам надо есть. Поэтому мы с мамой и продавали то, что могли, на рыночной площади в Клактоне.

— В том числе и банки с фабрики Малика?

— Да, очень дешево. Я, честно говоря, не вижу, кому от этого плохо. Ведь мистер Малик продает свое варенье и соусы вовсе не там, а в дорогих магазинах, шикарных отелях и ресторанах.

— Вы хотите сказать, что действовали в интересах покупателей?

— Что-то вроде того. — Он облокотился о подоконник. Окно было открыто настежь, но жара в комнате была такой, словно они сидели в печке. — Мне казалось, что сбывать их в Клактоне безопаснее. Никак не ожидал встретить там Кураши.