Владимир Колычев - Жизнь прахом, земля пухом

Антон Порываев был прописан в городе Щелкове Московской области – не ближний свет. Зато Сергей Чижов проживал в Битове. Оперативников катастрофически не хватало, поэтому майору Комову пришлось тряхнуть стариной и самому проверить адрес. Мог бы взять с собой кого-нибудь из группы немедленного реагирования, но зачем ему подмога, если он и сам-с-усам. Разве что участкового вызвать.

Комов не относил Порываева и Чижова к подозрительным личностям, за которыми нужен глаз да глаз. Но и в категорию благонадежных заносить их не стал: было в них что-то скользкое, не внушающее доверия. Поэтому пистолет в оперативной кобуре приятно тяжелил Федоту плечо.

Участковый усердно пытался скрыть недовольство. Все-таки выходной день, на подведомственном участке все вроде бы спокойно, а тут работа.

– Здравия желаю, товарищ майор! – бодро поприветствовал он Комова.

– И я тебе, Крытов, желаю того же, – кивнул Федот. – Быстро ты собрался, молодец. Сейчас адресок проверим, и пойдешь к своим детишкам…

Крытова сложно было назвать быком – среднего роста, худощавый; может, и жилистый, но уж точно не атлет. Зато производителем он был знатным. Двадцать восемь лет парню, а уже четверых детей с женой наклепали. Отец-герой. Неудивительно, что Комов знал его и по имени, и по фамилии.

Чижов жил в пятиэтажном доме советско-кооперативной застройки. Двор, утопающий в желтеющей уже зелени деревьев; детская площадка, занятая скучающими мамашами с их чадами; на входе в подъезд кодовый замок без домофона.

Впрочем, замок не смог остановить Комова. Едва он подошел к двери, как та открылась с обратной стороны. Вышла полногрудая женщина лет шестидесяти, настороженно посмотрела на него и Крытова, который был в штатском, но промолчала.

Федот не мудрствовал лукаво. Участковый имел полное право побеспокоить жителей дома, проверить паспорта у подозрительных лиц, поэтому незачем было выдумывать велосипед с тараном.

– Позвонишь в дверь, скажешь, что жалоба от соседей поступила, – сказал он, обращаясь к своему помощнику.

Но только Крытов потянул руку к клавише звонка, как за дверью звонко хлопнул выстрел. Вслед за ним прозвучал второй, затем третий.

Побледнев, Крытов отпрянул от звонка; просев в коленях, спиной распластался по стене. Федот тоже испугался, но виду не показал. Отошел в сторонку, оставаясь лицом к дверям.

А в квартире продолжали громыхать пистолетные выстрелы, но пули не дырявили дверь, которая, судя по всему, была обычной, деревянной, лишь обшитой дерматином. Но ведь хозяин дома мог стрелять в своих гостей или даже заложников…

Федот и сам не заметил, как у него в руке оказался пистолет. Зато Крытов продолжал подпирать стену – и спиной, и обеими руками.

– К другой стене отойди, а то из гранатомета долбанут, вместе с этой на части разлетишься, – сыронизировал Комов.

Но его напарник шутки не понял. В панике метнулся к лестничному пролету. И в это время в квартире раздался такой взрыв, что, казалось, должны были вылететь как минимум двери. Вот тебе и гранатомет… Правда, двери лишь слегка вздрогнули.

А двери открывались внутрь. И Комов решил приложить к ним свою ударную ногу… Бить или не бить?.. Все-таки бить!.. Но сначала выстрелить в замок, наискосок, чтобы пули не ушли в глубь квартиры… Бах! Бах! И только затем – композитор Бум!

Дверь не выдержала тяжести подготовленного удара. Но это, как думал Федот, было только начало… С оружием в руках он влетел в квартиру, но в комнате, откуда громыхали колонки и сабвуферы, он обнаружил мирно сидящих на диване людей. Их было трое – Чижов и Порываев, а между ними – измочаленная девица с выжженными пергидролем патлами. Вроде бы и смазливая, но затасканная как собачья кость. Троица смотрела какой-то боевик, долби-звук долбил по-черному. Федот был близок к тому, чтобы выстрелить в домашний кинотеатр, но положение спас Чижов. Он нажал на клавишу дистанционного пульта, и комнату вмиг заволокла звенящая тишина.

– Товарищ майор! – удивленно повел бровью Порываев.

Было видно, что парень с похмелья, но не совсем понятно, с какого – с алкогольного или наркотического. Волосы всклокочены, на щеках двух– или даже трехдневная щетина, рубаха застегнута неправильно и заправлена в джинсы с распущенной «молнией». И у Чижова в глазах – воспоминание о недавнем кутеже, физиономия помятая, майка надета шиворот-навыворот. А их подружка, похоже, летела на свежем «топливе». Глаза мутные, взгляд остановившийся, на лице безразличие ко всему. Похоже, под кайфом девочка. Возможно, она даже не замечает, что на ней нет юбки – только футболка, едва дотягивающаяся до бедер. Нога заброшена за ногу, на груди – рука, и не своя, а чужая. Чижов разминал ей бюст, а Порываев держал руку на ее коленке. В комнате у окна стоял стол, на котором возвышался початый пузырек водки. Еще четыре пустые бутылки стояли в углу гостиной. Неплохо погуляли вчера ребята. Возможно, еще и травкой побаловались вдогонку. А кто-то – Федот глянул на девицу – похоже, принял более крепкий продукт запрещенного растениеводства.

– А как вы здесь оказались? – удивленно спросил Порываев.

Он попытался встать, но пошатнулся и снова плюхнулся назад, рукой сбив ногу с колена своей или, судя по всему, общей подружки.

– Мы ж это, про копов смотрим, а вы – мент… Извините, милиционер…

Не похоже было, чтобы он насмехался над Федотом, но голос его звучал чересчур весело.

– Ну, для кого-то милиционер, а для кого-то мент…

– А пушка зачем? – спросил доселе молчавший Чижов.

Ничуть не смущенный появлением Комова, он медленно поднялся. Покачнувшись на месте, шагнул вперед. Второй шаг дался ему легче. Он вышел в коридор, вернулся на место. И с едким спокойствием посмотрел на незваного гостя:

– А дверь зачем было выносить?

– Стреляли, – усмехнулся Федот.

– Так это акустика! – засмеялся Порываев. – Серега вчера систему взял, всю ночь обмывали…

– Соседи жалуются.

– Пусть жалуются, – невозмутимо сказал Чижов. – А в дом врываться зачем? Это незаконно. Я ведь и пожаловаться в принципе могу…

Договорить он не смог: в комнату, с пистолетом в руке, ворвался Крытов.

– Встать! Лицом к стене! – сиреной взвыл он. – Проверка паспортного режима!

Он был ошеломлен собственной смелостью, а его истерический вопль заставил вздрогнуть даже Федота. Порываев вскочил с дивана, вознес руки над головой, но не удержался на ногах, стал заваливаться набок. Рукой он попытался зацепиться за подлокотник дивана, но промахнулся и рухнул на колено.

– Я сказал стоять! – взвизгнул Крытов.

И выстрелил… К счастью, это был предупредительный выстрел вверх. Но пуля сбила с потолка люстру, которая упала бы на Федота, не повинуйся он инстинкту самосохранения. Ничто не коснулось его головы, но все же он почувствовал клоунский колпак на ней…