Татьяна Гармаш-Роффе - Шантаж от Версаче

– А что ты предлагаешь?

– Ну, не знаю… Надо было сказать, что никогда не видели.

– А шарфик?

– Ну… Что не знаем, как он сюда попал…

Варвара посмотрела на мужа с жалостью:

– И она тебе поверит, да?

– Ну, не знаю… Только мне не нравится, что ты задумала.

– Тогда давай ее убьем. Тело в лесу закопаем, никто не найдет.

– Ну и убивай. Я не буду.

– Боишься? – вызывающе спросила жена.

– Я ничего не боюсь! Ты знаешь… Я не люблю убивать.

– Ага, насиловать любишь, а убивать – нет.

– Я не насилую! Они сами этого хотят!

– Ты просто трус.

– А ты – гадина! Ты нарочно мне это говоришь, чтобы меня разозлить!

– Ну, допустим, – игриво ответила Варя, уперев руку в бедро, изящно выставленное. – Допустим, нарочно. И что мне за это будет? А, Паша? Что ты со мной сделаешь? Ударишь? Изобьешь? Убьешь?

– Я же не такая дрянь, как ты!

– Значит, я дрянь? А? Что молчишь? Повтори, что сказал! Я – дрянь? Гадина, да?

Паша угрюмо молчал. Варя, покрасневшая от ярости, стала наступать на мужа, но тот просто отвернулся от нее.

– Молчишь? Вот и молчи. Свою пасть вонючую лучше не открывай! У тебя мозгов-то с грецкий орех, а сам туда же!

– Ты опять? Опять? Я же тебе говорил: не смей мне напоминать!

– Напоминай – не напоминай, а в твоей медицинской карте написано: «незначительное умственное отставание».

– «Незначительное»!

– Мне хватает! И больше не смей рот открывать! Делай, что тебе говорят!

– Я когда-нибудь тебя пришибу… – прошипел Павел. – Пришибу, сука!

Варя залепила ему звонкую пощечину с такой силой, что голова мужа мотнулась в сторону. Павел сразу как-то сник, плечи его опустились, лицо приняло равнодушно-подавленное выражение.

– Ты комара пришибить не можешь, который сидит на твоей руке и сосет твою кровь! А если ты такой вдруг сделался отважный, что готов меня пришибить, то лучше пойди и задуши для начала девчонку. А ночью закопаешь тело в лесу!

Варвара издевательски посмотрела на мужа светлыми холодными глазами.

– Что, слабо, да? Не можешь? – с презрением продолжала она. – А не можешь – делай, как тебе умные люди говорят! И свое мнение будешь высказывать, когда тебя спросят!

– Ладно, – обмяк Паша, и ненависть окончательно погасла в его глазах. – Чего раскричалась? Говори, что делать…

– Готовь оба укола, по полной программе. И позвони Рональду, пусть приедет. Сделаем все как обычно. Соскучился небось по развлечениям? А?

Она ласково провела рукой по светлым кудрям мужа и пощекотала его, как собаку, под подбородком.

– Постарайтесь на славу, – прошептала Варя почти нежно ему в ухо. – Перед таким красавцем, как ты, ни одна женщина не устоит… А я тоже все сделаю в лучшем виде… После этого девочка у нас забудет, где дача находится, а уж кто и когда на ней был… тем более. Звони.

– Так если никто не заплатит, чего я поеду? – капризничал Рональд, выговаривая русские слова с сильным акцентом.

– Развлечемся, – уговаривал Павел, – давно не развлекались! С тех пор, как Тимура убили.

– Это ты, может, не развлекался, а у меня тут каждый день… Да и кайфа никакого с этими наркотиками. Давай тогда без них!

– Нельзя. Нужно, чтобы все было как всегда.

– Ну давай хоть не сразу! Поиграем сначала немножко… А то я вовсе не приеду!

Паша посмотрел на жену, слушавшую разговор по громкоговорителю. Та кивнула ему.

– Ладно, – сдался Павел. – Пусть будет не сразу. Все равно она потом все забудет.

Ксюша вроде бы задремала – во всяком случае, так ей показалось, когда она услышала звук открываемой двери. Она помнила, что, нащупав дверь, отошла от нее таким образом, чтобы быть ровно напротив входа; однако, задремав, она поменяла положение тела и теперь смутно представляла себе, где дверь. Звук донесся откуда-то сзади, и Ксюша повернулась. Темнота была столь густой, что она рук своих не видела, не то что дверь – в коридоре, стало быть, тоже не зажгли свет…

Звук открывающейся двери сопроводило движение воздуха, овеявшее лицо, и вновь зависла звенящая тишина.

– Кто здесь? – спросила Ксюша и, подождав, переспросила настойчиво. – Кто здесь?

Ни звука.

– Здесь есть кто-нибудь?! – крикнула она, ощущая, как ужас пробирается по позвоночнику.

В ответ дверь медленно закрылась.

Ксюша вскочила на ноги.

– Кто здесь?!! – снова крикнула она, и голос ее дрогнул от страха.

Вокруг нее стояла абсолютная, гробовая тишина и абсолютная, могильная чернота.

Ксюша стала медленно, стараясь не производить шума, отступать назад. Конечно, совсем бесшумно не получалось: кожаная обшивка матов поскрипывала под тяжестью ее шагов.

– Здесь кто-то есть? – сделала она еще одну попытку и вскрикнула – ее спина коснулась чего-то!

Она резко повернулась и, ударившись скулой о твердую холодную поверхность, поняла, что это был один из спортивных снарядов, кажется, брусья. Ксюша обхватила подпорку и осторожно опустилась на маты возле нее.

Сердце ее отчаянно билось. «Ничего и никого здесь нет, – пыталась она себя убедить, – просто… Что просто? Зачем было дверь открывать, если в нее никто не вошел? Здесь кто-то есть, кто-то прячется… Боже мой, зачем?! Я сойду с ума!»

Прошло томительных пять минут, в которые Ксюша безуспешно напрягала слух и зрение. Иногда ей казалось, что кто-то тихо вздыхал, но когда она пыталась вслушаться, то вздох не повторялся…

Она начала уже было успокаиваться, как вдруг услышала тихое шлепанье. Так шлепают босые ноги – или руки – по кожаным матам.

Ш-щ-леп, ш-щ-леп, ш-щ-леп… – доносилось до нее. Она не очень понимала, откуда, с какой стороны, и отчаянно вслушивалась в эти звуки, когда до нее дошло, что они доносятся с обеих сторон! С двух сторон на нее медленно надвигались шлепки, с двух сторон к ней кто-то приближался, ступая босыми ногами – или передвигаясь на четвереньках! – по матам: шлеп-шлеп-шлеп, шлеп-шлеп-шлеп…

Она стала на ощупь отступать за брусья, пока не уперлась спиной в круглую стенку.

Шлепки затихли.

Ксюша прислушивалась.

Тишина.

Тишина.

Тишина…

И вдруг до нее донеслось хихиканье. Хихикали шепотом, тихо-претихо и противно-препротивно. Хи-хи-хи, – веселился шепот справа; хе-хе-хе, – вторил ему шепот слева.

Ксюша покрылась гусиной кожей от страха. «Меня пугают, – подумала она. – Пугают нарочно. Пугают, чтобы испугать».

Но от этой мысли ей не сделалось менее страшно. Хихиканье переросло в тихий свистящий шепот. Она сжалась в комочек у стенки, в отчаянии слушая нараставшие шорохи, приближавшийся к ней неразборчивый шепот, мешавшийся с подхихикиваньем, носившийся в непроглядно-черном воздухе, и ей казалось, что она каким-то неведомым образом оказалась действующим лицом в фильме ужасов. Выскочи сейчас сам Фредди Крюгер из темноты – она бы не удивилась.