Татьяна Гармаш-Роффе - Тайна моего отражения

Видя, что я молчу, он смешно пошевелил толстыми пальцами, словно разминаясь для игры на пианино, и сказал:

– Отступать некуда, Оля. Давай, вперед.

Делать было нечего. Я рассказывала ему о нашем сходстве, о том, как я ее искала и нашла, как мы познакомились и мучительно решала вопрос: говорить ему про Игоря? Про все то, что мы днем обсуждали с Джонатаном? Пока нет… Или все же да?

Я так и не решила. То, что вывел из всех наших разговоров Джонатан, было слишком тяжело. Игорь, мой Игорь оказывался, следуя его логике, замешан в поисках Шерил и, что вытекало само по себе, был причастен к взрыву… И даже к коробке отравленных конфет… Но не мог же Игорь хотеть убить меня? Ведь это невозможно?!

А убить Шерил – возможно? Боже, я сошла с ума! Я подозреваю Игоря в намерении убить! Меня, не меня – какая, в сущности, разница? Никакой! По крайней мере до тех пор, пока мы говорим о намерении… Важно другое, важно то, что Игорь не убийца, он просто не может оказаться убийцей, нет!!!

– Интересно, – проговорил комиссар, внимательно глядя на меня. – И что ты сама об этом думаешь?

Взгляд его стал пронзительным, как рентгеновский луч. Он следил за моим лицом, пока я говорила, и догадался, что ход моих мыслей далеко не полностью соответствовал ходу речи.

– Вы же знаете, за Шерил охотились из ДСТ… – сказала я, чтобы как-то ответить.

– ДСТ тут ни при чем. Они к взрыву не причастны. Их агент следил действительно за Шерил, но это были меры для ее охраны.

– ?

– Ты знаешь, что в Париже было несколько взрывов…

– Знаю, исламисты.

– ДСТ вместе с полицией приняли меры по охране заметных в политическом плане фигур.

– Шерил – из их числа?

– В принципе, скажем так, это не их профиль. Но у «Чистой планеты» намечалось важное программное международное собрание, и имело смысл удостовериться, что с ней все в порядке. Следили за ней два последних месяца, но нерегулярно – не хватает людей. В основном ею занимались действительно двое, один постоянно, другой на подмене. Одного из них вы засекли, и ты мне его верно описала: средних лет, лысоватый. Второго ты не видела, он в эту неделю не дежурил. Тот молодой, в каскетке – не из их службы и не из нашей.

Это был очень подходящий момент, чтобы сообщить комиссару, что парень этот – наверняка русский. Но говорить тогда про Игоря? Вместо этого я спросила:

– И что, этот профессионал слежки его не засек?

– Засек однажды. Но не придал значения: его интересовали люди весьма конкретного типа внешности. Ты понимаешь, о чем я говорю: арабского типа. А этот парень явно европеец. Он его нам описал – так же, как и ты. К сожалению, в выходные они Шерил не охраняли и ничего про взрыв сказать не могут…

– А что, европеец не может работать на исламистов?

– Теоретически – может. Но мы с такими случаями пока не сталкивались. Кроме того, анализ осколков бомбы говорит о том, что это не их почерк. Исламисты пользуются самоделками, а эта – профессиональная, китайская.

– Ну уж он, во всяком случае, не китаец, – пробурчала я.

Комиссар снова бросил на меня настороженно-вопрошающий взгляд.

– Ты мне все рассказала?

– Да… – Я постаралась ответить как можно убедительней.

– Послушай, дитя мое, ты должна мне рассказать все, абсолютно все, до малейшей детали, если даже она тебе покажется несущественной. Я веду следствие, понимаешь ты это? И для следствия может оказаться важной самая неожиданная мелочь. Это в твоих интересах, в конце концов! Ты ведь хочешь, чтобы мы нашли тех, кто пытался убить вас с Шерил? Тех, кто заминировал машину, кто прислал тебе отравленные конфеты? Или ты пытаешься кого-то покрыть?

Он пронзительно посмотрел в мои глаза. Я растерянно молчала. Комиссар был прав, но рассказывать ему про Игоря…

– Пойдем, выпьем кофе, – предложил комиссар. – И покурим, тут ведь есть курилка?

– Пошли, – сказала я со вздохом.

– Ну? – произнес комиссар, давая мне прикурить.

Я затянулась, все еще решая, говорить ли про Игоря.

– Я все равно не уйду, пока не услышу. Или вызову тебя завтра в полицию на допрос, если тебе это больше нравится, – пригрозил он мне.

– Ну, хорошо… Дело в том, – начала я неохотно, – что у меня есть в Москве друг… Который знает откуда-то о существовании Шерил. И потом, у него работает помощник, похожий на того человека, которого описала Кати…

Комиссар строчил в блокноте. Имя? Фамилия? Чем занимается? Повтори дословно, что сказал… Какого числа…

Я чувствовала себя опустошенной до крайнего предела. Жизнь перевернулась, и жить не хотелось. Хотелось, как Шерил, завернуться в белый кокон и уснуть…

…Наконец с меня сняли все наклейки. Если не считать, что лицо мое все еще было красноватым и опухшим, моя внешность не пострадала. Спасибо докторам: едва заметные шовчики должны были полностью исчезнуть через месяц, не оставив ни малейшего следа. Без наклеек на голове я наконец перестала напоминать шелудивого пса. Мой светлый ежик распрямился и встал легким ореолом вокруг головы. Короче, если меня еще нельзя было назвать красавицей, то уже хотя бы не страшилой, предназначенной распугивать прохожих. Это немного улучшило мое подавленное состояние.

– Придете через две недели, – наставлял меня врач. – И вот вам рецепты для кремов и лосьонов, купите их в аптеке – и никаких других косметических средств из обычных магазинов! И никакого макияжа, потерпите еще месяц…

Одарив цветами и обцеловав от души всех, кто меня лечил и за мной ухаживал, заплатив по счету, я зашла к Шерил. Посидев и поговорив с нею, я обещала ей приходить ежедневно. Веки Шерил дрожали. Но сознание не возвращалось к ней.

– Это не страшно, – сказала я ей. – Ты можешь не торопиться. Ты, наверное, права: пережди эту страшную историю, этот кошмарный сон. Когда все утрясется, тогда и возвращайся, сестричка…

А когда все утрясется? И как? Справится ли комиссар и вообще французская полиция с поисками преступника или преступников, если следы уходят в Россию? Русская милиция? Слабо верится…

Я встала. Этими соображениями я с Шерил делиться не буду.

По коридору навстречу мне шла Кати.

– Меня выписывают, – сказала я ей, подходя.

Кати остолбенело уставилась на меня. У нее задрожала челюсть.

– Шерил… – прошептала она непослушными губами.

Я так привыкла за это время встречаться с Кати, что напрочь забыла о том, что ей неизвестно о нашем с Шерил сходстве. И теперь, когда с меня сняли наклейки, оно было вопиюще очевидным. Я не была к этому готова и растерянно стояла перед ней, не зная, что сказать.

Она протянула мне навстречу трясущуюся руку – то ли обнять, то ли дотронуться… Кажется, она действительно приняла меня за Шерил и в своем шоке даже не понимает, что Шерил, лежавшую еще вчера, когда Кати от нее уходила, в коме, вряд ли выпишут на следующий день.