Татьяна Степанова - Сон над бездной

Елена Андреевна надела серьги. Взгляд ее скользнул в зеркале по своему отражению. Что же, для зрелой сорокапятилетней женщины, матери четырнадцатилетнего сына, перенесшей две полостные операции, совсем неплохо. Рыжие волосы, зеленые глаза, этот оливковый нежный загар. Она была высокой, рослой, и это спасло ее от полноты, сохранило фигуру, стать. Когда ваш женский рост приближается к ста восьмидесяти сантиметрам, то… В Швеции, где они отчаянно проскучали с мужем прошлую зиму, и в Англии, где они жили так спокойно и откуда им велено было убраться в двадцать четыре часа после того знаменитого скандала на пресс-конференции, это, возможно, и не имело бы такого значения. Но в России, где средний женский рост не превышает ста шестидесяти шести сантиметров, сто восемьдесят могли весьма удачно решить вашу судьбу.

В конце восьмидесятых Елена Андреевна работала в Доме моделей на Кузнецком Мосту. Тогда все уже разваливалось, как карточный домик, – надежды, карьера, быт. Она хотела уехать в Париж насовсем, попытать счастья там, может быть, выйти замуж за француза. Но вместо француза ей встретился Петр Петрович Шагарин. Нет, внешностью он уже тогда, будучи молодым, похвастаться не мог – среднего роста, лысый, в очках (сейчас он носил линзы). Он был весь такой смуглый, угольный, точно сожженный южным солнцем, а между тем родом был из Риги, жил и работал в Москве, был ведущим инженером в КБ станкостроительного завода. Но, помимо своего инженерства, уже тогда, в начале перестройки, занимался еще тысячью дел – покупал и перепродавал машины, дачи в ближнем Подмосковье, устраивал концерты популярных эстрадных певцов и писателей-юмористов. Имел массу знакомых на Мосфильме, Ленфильме и Одесской киностудии и тоже что-то там постоянно организовывал, устраивал, утрясал, договаривался, посредничал. Проявлял интерес к Дому моделей и работам Вячеслава Зайцева. Часто летал в Магадан и Бодайбо. Бывал во Владивостоке и Петропавловске-Камчатском.

«Господи, боже мой, – подумала Елена Андреевна. – Неужели та жизнь действительно была на самом деле? И та комната в коммуналке на Сивцевом Вражке (сойдясь с ней, Петр Петрович ушел от своей первой жены, оставив ей все нажитое – кооперативную квартиру, дачу, машину) тоже была?»

Они жили там какое-то время, а потом Петр Петрович взял и приобрел комфортабельную дачу в окрестностях Внукова. Это был девяносто второй год. Все разваливалось на куски. Дача во Внукове принадлежала семье дипломата, работавшего в ООН. Он не пожелал возвращаться и дачу спешно продал – Петр Петрович заплатил дипломату валютой, она у него была в достаточном количестве уже тогда. Все панически боялись инфляции и за доллары готовы были продать даже фамильное гнездо.

Это был их первый собственный дом там . Эта жалкая дипдача с водопроводом и скрипучей лестницей казалась ей почти дворцом. В девяносто шестом они продали ее – участок в несколько гектаров оказался золотым капиталовложением, а вот дом просто пошел под бульдозер на слом, и купили участок на Рублевском шоссе. Их тамошний дом был уже совершенно иным. Но его пришлось оставить, как и все остальное, уезжая за границу в фактическую эмиграцию.

– Это мне тоже нравится на тебе. Но… – голос Петра Петровича совсем охрип. Он помассировал горло ладонью. На нем была синяя рубашка с расстегнутым воротом и замшевая желтая куртка. Все от «Армани», но вот странно – на нем даже «Армани» не слишком бросался в глаза.

– Ты что, неважно себя чувствуешь? – спросила Елена Андреевна.

– Нет, все нормально.

Она посмотрела на мужа – ей показалось, что… Нет, нет, ей показалось, чего не бывает – легкая простуда, обострение хронического тонзиллита, немного распухшие гланды.

– Может быть, поедем домой? Илюша обрадуется, – сказала она.

– А как же столик в ресторане? – он снова смотрел на жену с усталой улыбкой.

– Наш сын редко видит нас, Петя.

– Скоро он будет видеть нас еще реже. А потом мы станем ему вообще не нужны.

– Мы будем нужны ему всегда. Как и друг другу. – Елена Андреевна в драгоценном бриллиантовом колье быстро подошла к мужу и положила ему ладонь на лоб.

– Нет у меня температуры, – он вздохнул и закрыл глаза. – Рука у тебя прохладная. Так жарко, а ты прохладная.

– Давай ничего не будем покупать здесь сегодня, – сказала Елена Андреевна.

– Тебе совсем ничего не понравилось?

– Нет, мне как раз понравилось все, но…

– Тогда что-то мы должны купить сейчас!

– Почему сейчас? – она услышала в голосе мужа так хорошо знакомое ей тревожное нетерпение.

– Потому что… вдруг потом больше не будет подходящего времени, Лена.

– Не будет подходящего времени? – она искренне удивилась. – Почему?

– Ну, так просто. – Он поднялся с кожаного кресла.

– Послушай… ты все же… ты хорошо себя чувствуешь?

– Я чувствую себя прекрасно. – Петр Петрович энергичным жестом подозвал к себе пожилого ювелира.

Елена Андреевна поняла, что он намерен купить ей бриллиантовый гарнитур.

– Мне больше понравился первый вариант, – сказала она покорно (вопросы сделок были всегда его прерогативой).

Молодой ювелир снял с нее колье с бериллами и осторожно надел другое.

Елена Андреевна подошла к зеркалу. Петр Петрович разговаривал с пожилым ювелиром.

Похожее колье было на ней тогда, в девяносто пятом, когда их с Петром Петровичем впервые пригласили на прием в Кремль. Это был специальный прием для тогдашней элиты бизнеса. Как неуютно они себя там чувствовали, на этом приеме. А потом был еще прием и еще, потом был даже бал. И как-то незаметно все вошло в норму, стало даже привычно. Господи, даже скучно!

А потом произошло это проклятое убийство председателя банка «Росинтеграция». И Петру Петровичу позвонили, предупредили, что за ним могут приехать из прокуратуры и ФСБ, что вопрос о его задержании решается на Лубянке. И он среди ночи – да, а что было делать? – поехал в Кремль. И его туда пропустили. Все газеты потом ехидно писали, что он скрывался от возможного ареста в кремлевской приемной, коротая ночь на диване. Но это было ложью. Тогда в Кремле ни на каком диване он не спал, сидел в одном просторном кабинете с видом на Царь-пушку из окна и вел разговор за чашкой кофе с одним умным человеком.

В принципе уезжать, эмигрировать из страны им следовало уже тогда. Ночной звонок, предупреждение о возможном аресте – это был сигнал, которому они не вняли. Но как Петр Петрович мог внять этому сигналу? К тому времени он обладал уже немалым, солидным капиталом. И бизнес – тогдашний российский бизнес середины девяностых – не то чтобы разочаровал его… нет, он стал ему тесен. Елена Андреевна знала своего мужа как никто другой – нет, нет, он никогда не был бездушной машиной для наживания миллионов, а потом и миллиардов. Бизнес был лишь одним, самым выгодным приложением его природного таланта и кипучего, деятельного, во многом саморазрушающего, самопожирающего темперамента. Во главе же угла всегда стояли идеи. Масса идей. Самых разных, порой даже взаимоисключающих друг друга. У крупных и по-настоящему талантливых бизнесменов вообще всегда во главе угла – идея, мечта, пусть и самая бредовая, как, например, футбол во всех его разновидностях и ипостасях. Или же «нефтяное государство в государстве», «корпоративная солидарность», «бизнесхартия», «Священный союз», «Общеевропейская конституция», или же «перманентная демократизация тоталитарных режимов», как у старика Сороса, или же…