Владимир Колычев - Я тебя урою

А в третьей спальне – полный бардак. На стенах – безвкусные плакаты с изображением героев «Формулы-1», гоночные машины, мотоциклы. И такое ощущение, что в самой комнате развернулся болид... Если в других спальнях чувствовалась женская рука, то здесь этого не было и в помине. Жилище закоренелого холостяка, а о временном присутствии женщины напоминал лишь лифчик, зависший на люстре, да пачка дамских сигарет. Судя по всему, здесь жил Ерофей.

С этой комнаты и надо будет начать. Но прежде всего нужно снять отпечатки пальцев, которые должны были оставить жильцы дома.

Цесарский не заставил себя долго ждать. Принес экспертный чемодан – старого образца, к тому же на две трети разукомплектованный. К счастью, порошок диоксида титана имелся в необходимых количествах. Щеточка, пленки, конверты тоже в наличии.

Степан обработал порошком большую часть гладких, непористых поверхностей, за которые могли браться руками предполагаемые преступники – полировку, посуду, дверные ручки. Дождался, когда проявятся отпечатки, снял их на пленку, расфасовал по конвертам... Работа муторная, но он справился с ней. Надо было еще снять «пальчики» с рук людей, которые находились в доме сейчас. Ведь они тоже сегодня «наследили», их отпечатки он тоже снял – могут возникнуть недоразумения. Но, по правилам, отпечатки пальцев сотрудников милиции и без того имеются в специальной картотеке. И «пальчики» Сафрона там же... Насчет его охранников Степан ничего сказать не мог. Возможно, они даже приводов в милицию не имели. Вот их «пальчики» он снял.

Но на этом работа не закончилась. Нужно было произвести обыск в доме...

Степан тщательно обследовал комнату Ерохи. Заглянул в шкаф, тумбочку, комод... Хлама много, но толку нет. За шкафом Степан обнаружил какую-то картину в золоченой рамке. Женщина с искаженным от злобы лицом. Чем-то она была похожа на Ольгу... Только у настоящей Ольги волосы белокурые, а у этой – черные космы, и глаза черные как уголь... Губы, нос, подбородок, овал лица – все как у Ольги. Да это она и была, только в том образе, в котором ее видел художник. Образ злобной Горгоны. Ее страшная внутренняя суть передавалась не только через пугающий оскал, но и через глаза, похожие на два глубоких черных тоннеля в потусторонний мир. В правом нижнем углу стояла подпись художника. «Е. Сафр...» – дальше неразборчиво.

– Сафронова... Екатерина Сафронова, – подсказал из-за спины Сафрон.

Степан вздрогнул от неожиданности. Надо же, так увлекся созерцанием картины, что не заметил, как к нему подошли сзади. А если бы, вместо Сафрона, к нему сейчас подкрался Ерофей...

– Сафронова?

– Ну да, это ж Катькина девичья фамилия. Она ж моя сеструха, и фамилия у нее Сафронова была... Екатерина Сафронова. Это ее картина...

– А кто изображен на ней, узнаешь?

– Ольга, да?.. В натуре, Ольга... Страшная какая... Что это на Катьку нашло? С чего это она ее так заморочила?

– Какой видела Ольгу, такой нарисовала...

– Но так разве ж Ольга такая? Нормальная баба... Слушай, а может, Катька знала, что Севка с Ольгой гуляет, а? Может, это со злости ее такой намалевала?

– Ну, может быть... А может, и нет... Я в живописи мало соображаю, но даже мне видно, что образ глубокий. Такой сгоряча не нарисуешь... Хотя кто его знает, – в раздумьях пожал плечами Степан.

Он вспомнил, о чем говорил за столом Савчук в первый день их знакомства. Дескать, картины у Кати чистые и ясные, в них нет никакого насилия... Действительно, картины у нее светлые, жизнеутверждающие. А здесь – тоска злобная. Исключение из правил. И почему это исключение Степан находит именно здесь?.. Катя могла подарить картину Ерофею, но почему именно эту?.. Возможно, ему нравилась только темная сторона ее творчества, такая же темная и злобная, как она сам. А светлые стороны мироздания его просто-напросто не волнуют... Но почему Катя нарисовала Ольгу в образе фурии? Неужели она знала, что Сева изменяет ей с Ольгой? Но ведь и она сама изменяла мужу с тем же Ерофеем...

Степан отложил картину в сторону. Гораздо больше его интересовал блок памяти. Но его-то найти не удалось. Не было его в доме. И во дворе тоже... Впрочем, это неудивительно. Ерофей же не дурак. Он избавился от этой улики так же, как и от своей «девятки»... В доме был гараж на два машино-места. Но ни одного автомобиля в нем не было...

Ничего из того, что могло бы уличить Ерофея, Степан не нашел. И обнаруженная картина ничего не прояснила. Это была всего лишь маленькая месть со стороны Кати. Не любила она Ольгу, но ведь это ее право – любить или не любить...

Оксана с трудом открыла глаза. Потянулась, но тут же пожалела об этом – движение болью отозвалось в плече. Досталось ей прошлой ночью. Хорошо, что гидроцикл зацепил лишь плечо. И дело обошлось только вывихом. А Слава умел вправлять вывихи. Так что можно сказать, что она отделалась легким испугом. А ведь могла и без головы остаться...

Московского гостя обрекли на смерть, но довести дело до летального исхода так и не смогли. Упертым оказался господин Сафронов. Сильный, как бык. А еще откуда-то вдруг взялся гидроцикл. Как будто кто-то нарочно послал его ему во спасение. Ушел Сафронов от возмездия...

А человек он не простой. Судя по всему, в авторитете. Милиции Оксана не боялась, куда больше ее пугал возможный наезд со стороны московских криминальных структур. А она хорошо знала, что это такое. Сама когда-то варилась в этом котле. И Слава все прекрасно понимал, и Ерофей. И Бурлыга сразу же свернул удочки, как только получил сигнал об опасности...

Яхту спрятали в надежном месте. Пусть Сафронов думает, что его враги удрали за границу. И московский мент пусть так же думает. Человек он явно не простой, крутизна из него так и прет. Так и ему ничего не светит. Сейчас он, возможно, рвет и мечет. Но при этом должен понимать, что яхту ему в российских водах не найти...

А именно в этих водах она и находилась. В специальном ангаре, в окрестностях Сочи, надежно скрыта от посторонних глаз. Так просто ее не найти. Ну а если вдруг ее и найдут, то ничего страшного не случится. Нет на ней никого. Некого брать за шкирку...

В комнату вошел Слава. Помятый, под глазами синева, но улыбка до ушей.

– Оклемалась? – спросил он.

– Не знаю...

Оксана осторожно поднялась. Плечо неприятно заныло. Но уже не так больно, как вчера... Все-таки не зря она приняла вчера обезболивающее – литра полтора виски выдула. Зато спала как убитая, ничего не болело.

– Вроде ничего, жить можно...

– А жить нужно, – кивнул Слава. – Жизнь, можно сказать, только начинается...

– Какая здесь жизнь? – поморщилась Оксана.

– Тебе же вроде нравилось.

– Нравилось, пока нас, как тех собак, с цепи не спустили... Скажи мне, кому этот Сафронов жить мешал?