Владимир Колычев - Прости, прощай

– Хорошо, я подумаю над твоим предложением. На пенсию мне еще рано, пятьдесят пять лет всего...

– Рано, – не могла не согласиться Яна.

– Подлечусь немного, и в строй...

– Всегда рады.

Яна кривила душой. Не хотелось ей уступать свой пост президента компании «Апогей». Душу она в фирму вложила, а сколько нервов сгорело на этой работе... Но делать нечего, против танка не попрешь. Лучше во всем соглашаться с Филиппом Михайловичем, чем вообще остаться без работы. А со временем он сам охладеет к работе. Возраст все же не тот, чтобы гореть огнем. С желудком опять же проблемы, сердце забарахлило... Рано или поздно она вернется на свое место...

Филипп Михайлович лег в больницу. Сначала на обследование, после чего ему предложили операцию – отказываться он не стал. А спустя какое-то время в офис вломился милицейский спецназ, затем появились следователь Генеральной прокуратуры во главе оперуполномоченных из отдела по борьбе с экономическими преступлениями и представители налоговой полиции. Бухгалтерские и прочие документы фирмы изъяли для проверки, сейфы опечатали, на банковские счета наложили арест. Яну обязали находиться дома до окончания проверки.

Она переживала, от волнения у нее случился гипертонический криз, а Вильяму было все равно. То за компьютером сидит, то видео смотрит – ни до чего дела нет. Впрочем, Яна его ни в чем не упрекала. Она давно смирилась с тем, что муж ее деградировал. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы водку не жрало и героином не кололось... Зато Римма Борисовна переживала так же сильно, как и она, но не за нее, а за собственного мужа.

– Филиппа ни в коем случае нельзя волновать, – говорила она. – Он очень слаб после операции. Любое потрясение может стоить ему жизни... Ты уж ему ни о чем не говори...

– Не скажу, – кивнула Яна.

Филипп Михайлович ничем не мог помочь ей. Вместе со своим постом в министерстве он лишился поддержки сильных мира сего. И даже начальник из РУОПа, которому исправно перечислялись деньги за моральную и силовую поддержку, ничем не мог ему помочь. Или не хотел. Или боялся... А обвинение было серьезное – уклонение от уплаты налогов в крупном размере. И откупиться возможности не было. Дело в том, что за милицейским наездом и прокурорской проверкой стояли большие люди, заинтересованные в том, чтобы добить неугодного им Филиппа Михайловича. И в него били. Но попадали в Яну. Ведь она была президентом фирмы, ее подписи стояли под финансовыми документами...

– Я знаю, ты умница. Я уверена, ты выстоишь...

Римма Борисовна нежно поглаживала ее по руке, а сама смотрела куда-то в сторону. В глазах ледяная тоска. Ей было страшно, но вовсе не за Яну...

– Уверена, что все обойдется.

– Я тоже на это надеюсь, – кивнула Яна.

– Пообещай мне, если вдруг что-то случится, ты не станешь впутывать в свои дела Филиппа Михайловича, – искательно заглянула ей в глаза Римма Борисовна.

– В свои дела?.. Это наши общие с ним дела...

– Да, может быть... Но ты пообещай, что возьмешь всю вину на себя. Ты сильная женщина, ты все выдержишь, а у Филиппа Михайловича слабое сердце...

С этим утверждением трудно было спорить.

– И ты многим ему обязана, – продолжала давить на мораль свекровь. – Если бы не мы, ты бы преподавала сейчас в какой-нибудь школе, а так ты человек большой величины. Да, я не побоюсь этого слова – большой величины!..

Далее начинался дешевый пафос, и Яна махнула рукой, призывая женщину остановиться.

– Не будем выяснять, кто и что кому дал, – сказала она. – Будем бороться с обстоятельствами. Надеюсь, мы окажемся сильней...

– Да, да, девочка моя, все обойдется, все наладится. Вот увидишь, все будет хорошо...

Но, увы, слова Риммы Борисовны не стали пророческими. Через два дня за Яной пришли. Следователь предъявил ей обвинение, а его спутники защелкнули на руках браслеты наручников.

От тюрьмы и от сумы не зарекайся. Не думала Яна, что справедливость этой истины ей придется познать на собственной шкуре. В тюрьму она попала. И от сумы, похоже, никуда не деться. Разорят фирму, пустят по миру активы. И Филиппа Михайловича все равно добьют... Впрочем, судьба свекра волновала ее сейчас меньше всего.

– Стоять! Лицом к стене!

Толстая и потная конвоирша обращалась с нею, как с последней сволочью. А ведь какая из нее преступница?.. Да, скрывала большую часть налогооблагаемой базы, но ведь только для того, чтобы выжить. И за это ее взяли под белы рученьки, смешали с уголовной дрянью, коей кишит эта грязная вонючая тюрьма.

Толстая конвоирша сопроводила ее до камеры, узкоглазая надзирательница, что-то гневно пробурчав себе под нос, нехотя открыла железную дверь и бесцеремонно подтолкнула зазевавшуюся Яну. Она споткнулась о порог, скатанный матрац едва не выскользнул из рук.

Камера убивала одним своим видом. Тихий ужас. Вонь от унитаза, сырость от развешанного на веревках белья. На койках и за столом мрачные тетки, вперемежку с ними пугливые и не очень девушки, прыщавые и нет. Все молча наблюдали за Яной. И только одна подала голос:

– Вот это номер!

Яна чуть не свалилась в обморок, увидев Лизу. Она поднималась из-за стола, злорадно улыбаясь, шла к ней.

– Какими судьбами, подруга? – спросила она.

– Экономическое преступление, – жалко пробормотала Яна.

Все чуждо было ей в этом ужасном мире. Все пугало и отталкивало. Жить не хотелось, так было страшно. Зато Лиза чувствовала себя здесь вполне уверенно. Самодовольно-нахальное выражение лица, разбитная походка, завоевательный натиск.

– Экономическое преступление, – растягивая слова, передразнила ее Лиза. – Овца невинная, ля... Ну проходи, овечка, милости просим!

Она куражилась над Яной, но все же указала ей на свободную койку. А ей так необходимо было бросить неудобный матрац с бельем и тяжелую сумку. И неважно, что койка находилась в непосредственной близости к отхожему месту. Яне было все равно, лишь бы примоститься.

Лиза не стала ей мешать. Села за стол, что-то сказала своим товаркам, те дружно засмеялись, пренебрежительно посматривая на Яну. Чувствовалось, что Лиза здесь в авторитете.

Она дождалась, когда Яна расстелет матрац, заправит постель. Подошла к ее койке, села рядом с ней поверх пыльного, а местами грязного одеяла.

– Даже не знаю, что с тобой сделать, – глумливо усмехнувшись, сказала она.

– Не надо ничего делать. Помогла бы лучше...

– Это с каких таких блинов я должна тебе помогать? – изумленно вскинулась Лиза.

Яна и сама поняла, что сморозила глупость. Ни за что на свете Лиза не станет ей помогать. Добить, пожалуйста, а помочь – ни за что...

– Тогда просто убей...

Яна не выдержала и расплакалась. Самые настоящие тиски – с одной стороны жуткая безнадега, с другой – заклятая подруга, жаждущая мести.