Буало-Нарсежак - Буало-Нарсежак. Том 3. Та, которой не стало. Волчицы. Куклы.

— Ты действительно веришь, что видел это письмо? Дорогой, я начинаю понимать, что с тобой происходит. Я слегка погорячилась и была не права. Но, видишь ли, я всегда рассуждаю как врач… Люди не лгут просто так. Если это так, то это больные люди. Я вдруг подумала, что ты собрался подложить мне свинью. Мне показалось, что это наше путешествие той ночью и все, что ему предшествовало, плохо подействовали на тебя.

— Но ведь Жермен видел ее своими глазами…

— Оставь Жермена в покое. Его свидетельство вызывает большие сомнения, и ты первый признал бы это, если бы мог здраво рассуждать… Нужно показать тебя доктору Брише, нашему психоаналитику.

— А если я разговорюсь и расскажу ему все, как было?

Люсьена резко вскинула вверх подбородок. Она бросала вызов и Брише, и всем прочим исповедникам. Она бросала вызов добру и злу!

— Если ты боишься Брише, то меня-то ты не боишься, правда? Я сама тебя обследую. И обещаю, что призраков ты больше не увидишь. А пока я выпишу тебе рецепт.

Она остановилась под фонарем, вынула из сумки блокнот и начала что-то писать. Равинель инстинктивно чувствовал, что все это фальшиво, надуманно, что Люсьена пытается хоть как-то ободрить его. В то же время она прекрасно знает, что больше не вернется и не увидит его. Он ощущал себя часовым, которого оставили на ничейной земле, пообещав, что скоро придет смена.

— Вот!.. Я выписала тебе одни только успокоительные лекарства. Тебе нужно поспать, малыш. Ведь ты уже пять дней живешь на одних нервах. Это может очень плохо кончиться.

Между тем они уже подошли к вокзалу. «Дюпон» светился всеми своими огнями. Кто знает, может, это знамение?.. Продавцы газет, такси, толпа… С каждой секундой Люсьена все больше отдалялась от него. Она купила целую охапку журналов. Она еще может что-то читать!

— А если мне тоже уехать?

— Фернан, ты с ума сошел? Ты должен играть свою роль.

И Люсьена неожиданно добавила:

— Ведь Мирей была все-таки твоей женой.

Подумать только, она не чувствует за собой никакой вины! Это он захотел, чтобы его жена исчезла. А она лишь помогла ему в этом своим умом, своей инициативой, но при одном условии: деньги пополам. И больше никакой ответственности! А он пусть теперь выпутывается сам. Ему вдруг пришла на ум довольно странная мысль: а ведь оба они — и Мирей и он — совсем одиноки в этом мире.

Он купил перронный билет и последовал за Люсьеной.

— Ты потом вернешься в Ангьен? — спросила вдруг она. — Это будет разумно. И начинай поиски с завтрашнего дня, не откладывая.

— Хорошо, — машинально ответил он с какой-то грустной иронией в голосе.

Они шли мимо пустых вагонов, перешли мост, с которого была видна вереница огней, сливавшихся вдали под низким серым небом.

— Не забудь зайти на фирму. Попроси у них отпуск. Они не откажут тебе… И читай газеты. Кто знает, может быть, что-то узнаешь из них.

Грустное утешение. Пустые слова, служащие лишь для того, чтобы нарушить тишину, перебросить между ними хрупкий мостик, который сразу же обрушится в бездонную пропасть. Равинель счел своим долгом доиграть эту комедию до конца. Он нашел пустое купе в новом вагоне, еще пахнущем краской. Люсьена настояла на том, чтобы остаться на перроне до самого отхода поезда, пока контролер не показал ей знаком, что пора подниматься в вагон. Она поцеловала Равинеля с таким пылом, что это даже удивило его.

— Мужайся, дорогой. Звони мне!

Поезд мягко тронулся. Лицо Люсьены в окне, удаляясь, вскоре превратилось в белое пятно. Мимо проплывали другие лица, и Равинелю показалось, что все взгляды направлены на него. Он поднял воротник пальто. Чувствовал он себя отвратительно. Поезд вскоре растаял в дали, расцвеченной разноцветными огнями. Равинель круто развернулся и зашагал прочь.

Улегшись спать, Равинель еще долго размышлял над словами Люсьены: «Ведь трупы не ходят просто так по улицам». На следующее утро, проснувшись, как только зазвонил будильник, он вдруг вспомнил одну важную деталь, которая до сих пор не приходила ему на ум. Это было так просто, что он буквально застыл, пораженный.

Все документы Мирей лежат в ее сумочке, а сумочка — дома, в Ангьене. Таким образом, опознать труп невозможно. Если воры избавились от своей слишком компрометирующей ноши и если труп нашли… Черт возьми! А куда отправляют неопознанные трупы? Конечно, в морг!

Равинель быстро умылся, оделся и позвонил в свою фирму на бульваре Мажанта, чтобы попросить несколько дней отпуска. Никаких проблем. Затем он нашел в справочнике адрес морга, для чего ему сначала пришлось вспомнить, что официальное название этого учреждения — Институт судебно-медицинской экспертизы. Итак, площадь Маза или, другими словами, набережная Ла-Рапе, в двух шагах от Аустерлиц-кого моста. Наконец-то он что-то узнает!..

Поскольку ночь он провел в гостинице «Бретань», то, выйдя на улицу, оказался на эспланаде вокзала Монпарнас, но не сразу сориентировался. Густой зеленоватый туман окутывал площадь. В этом тумане мелькали какие-то странные силуэты, а «Дюпон» был похож на затонувший пароход, сверкающий всеми своими огнями. Он виднелся вдалеке, как будто в глубине моря, и Равинелю пришлось шагать довольно долго, чтобы дойти до него. Он выпил кофе прямо у стойки. Рядом с ним стоял железнодорожник, который объяснял официанту, что все поезда прибывают с опозданием, потому что 602-й поезд из Ле-Мана сошел с рельсов под Версалем.

— А метеослужба утверждает, что эта мерзкая погода продлится несколько дней. Говорят, в Лондоне пешеходы вынуждены ходить с фонариками.

Равинель ощутил вдруг смутное беспокойство. Почему этот туман? Почему туман именно сегодня? Как теперь различить среди окружающих тебя смутных силуэтов живых и… Абсурд какой-то! Но что нужно сделать, чтобы этот вязкий туман не заползал в грудь, не проникал в голову подобно дыму опиума? Все кажется то реальным, то нереальным. Голова кружится!

Он расплатился и отважился выйти на тротуар. Свет позади него сразу же померк, и он ощутил себя беззащитным. Влажная пустота начиналась сразу же у пешеходного перехода. Он находился в каком-то мутном пространстве, где-то слышался рокот моторов, то мелькали фары, похожие на глаза слепого. Доносился звук шагов, который потом терялся где-то вдалеке, но идущего не было видно. Перед «Дюпоном» остановилось такси, и Равинель устремился к нему. Он не осмелился произнести слово «морг» и начал что-то объяснять водителю, который слушал его с раздраженным видом.

— Так решайте, куда же вам все-таки надо ехать!

— Набережная Ла-Рапе.

Водитель так рванул с места, что Равинеля откинуло на спинку сиденья. Он тотчас же пожалел о своем решении. Ну что он будет делать в морге? Что он там скажет? В какую еще ловушку может угодить? Ведь ловушки на него расставлены везде. А в качестве приманки используется труп. И вдруг он вспомнил, как сам предлагал своим клиентам верши, эти причудливые изделия из проволоки, и объяснял им: «Вот сюда вы насаживаете кусочек мяса или куриных потрохов… Кидаете все это по течению, желательно вдоль водорослей… Рыба сама заходит и даже не понимает, что уже поймана». Да, на него где-то тоже поставлена ловушка.