Н Бомж - Мой Кент [СИ]

— Что с Юрием Михайловичем? — Я звонил Берте сегодня утром, она удивленным голосом («Разве ты не знаешь?») сообщила, что Юрий Михайлович вчера вечером улетел в долгожданную командировку в Лондон, и она, Берта, вместе с Зиночкой провожала его в Шереметьеве. Она так рада, так рада за него, он так давно мечтал попасть в Англию.

Я заверил ее, что знал и тоже собирался покрасоваться в Шереметьеве в толпе провожающих, но, к сожалению, не получилось, и я тоже вместе с ней разделяю и т. д. и т. п.

— Так что с Юрием Михайловичем?

— Если ты согласишься, с ним все будет в порядке. Это все, что я знаю. — Он положил ногу на ногу и сосредоточенно уставился на носок своего знававшего лучшие времена ботинка.

Задерживать его больше не имело смысла.

— Ну что ж, Василий Андреевич, как мне ни жаль с вами расставаться, но увы…

— Кстати, молодой человек, — он почему-то перешел на «вы», — откуда вы узнали мое имя-отчество? Мы ведь с вами вчера встретились впервые.

— Из высших источников, — сказал я, почти не погрешив против истины.

Он посмотрел на меня своими глазками-буравчиками, поджал губы, медленно поднялся, взял портфель и, ничего больше не говоря, пошел в сторону «Донских бань» походкой человека, выполнившего тяжелую работу.

Теперь им займется Толик, и сегодня вечером или завтра утром я буду кое-что знать об этом человеке.

В пакете с деньгами оказалось еще и небольшое переговорное устройство величиной не больше пачки сигарет и инструкция к нему, отпечатанная на компьютерном принтере. Кроме сведений о том, как им пользоваться, инструкция содержала указание, чтобы я не расставался с ним ни днем, ни ночью.

Это могло означать только одно: отныне все мои разговоры контролируются, кроме основной функции прибор содержал в себе подслушивающее устройство.

Мой код, на который я должен немедленно отзываться, состоял из слова «Кент», а обратный адрес — «Марс».

Кент… Кентом меня звал в детском доме, уже кажется давным-давно, только один человек — Серега Илюхин, Серега Геббельс, прозванный так за непомерную вспыльчивость, жестокость и очень худое телосложение. Но, несмотря на худобу, он был очень силен, и в драке с ним невозможно было справиться и троим. Еще он обладал уникальной способностью освобождать связанные веревкой руки, но как он ни старался обучить этому меня, я выпутывался только в двух попытках из пяти.

Он был старше меня года на два и почему-то опекал, а если кто-нибудь пытался называть меня Кентом, он тихо и зловеще обрывал: «Это мой Кент…»

О нем я не слышал много лет, с тех пор как он с четверкой таких же двенадцати-тринадцатилетних юнцов, вооружившись стареньким кольтом 38-го калибра, пытался ограбить маленькую сберкассу, находившуюся в помещении почтового отделения.

Кассирша попалась старая и опытная. Несмотря на направленное на нее дуло револьвера, она сразу же оценила обстановку и слишком юный возраст грабителей, сделала испуганное лицо и запричитала, протянув Сереге пачку разномастных мелких купюр: «Да что ты, сынок, что ты, у меня всего-то двести рублей…» «Давай сколько есть», — милостиво согласился Серега.

Они сели на трамвай, и на третьей остановке их всех благополучно взяли. С тех пор о нем не было ни слуху, ни духу.

На другое утро я собрался в продовольственный магазин и, выйдя из дома, носом к носу столкнулся с Толиком. Я прижал указательный палец к губам и показал на нагрудный карман рубашки. Он заглянул туда и увидел светящиеся зеленым светом цифры таймера, которым, ко всему прочему, был оснащен этот прибор. Я жестами показал ему, чтобы он написал все, что он хочет сказать.

Две старухи, сидевшие на лавке у соседнего подъезда, прекратили разговор и уставились на нас.

Мы прошли в соседний двор, где за кирпичным, когда-то оштукатуренным забором, сплошь заросшим канадским кленом, ютилась крошечная галантерейная фабрика, цеха которой, похожие на клетушки, находились в подвальном помещении.

В центре дворика, покрытом потрескавшимся асфальтом, с криками носилась мелкая ребятня, мы присели на одну из свободных лавок и Толик, достав толстую записную книжку, с которой никогда не расставался и маленькую шариковую ручку, положив ногу на ногу, лихорадочно начал писать.

«Вчера этот мужик был сбит на Шаболовке машиной. Когда он переходил улицу, рядом с ним суетился какой-то парень. Могу поклясться, что он брызнул на мужика газом из баллончика и быстро скрылся. Мужик резко остановился, и в эту же секунду на него наехала бежевая «Волга». Его отбросило на трамвайные рельсы, он ударился головой, с оглушительным звуком лопнул череп, Вадик, если бы ты видел…»

Я не стал читать дальше, отобрал у него ручку и записную книжку и написал ему, чтобы он срочно посетил Шамана и попросил его кое о чем от моего имени.

Поднявшись с лавки, я еще раз выразительно прижал указательный палец к губам и, попрощавшись сжатым кулаком правой руки, поднятой до плеча, направился в магазин.

Следующий на очереди я. Когда я сделаю свое дело, со мной тоже произойдет несчастный случай. Рано или поздно. Скорее всего, в момент передачи кейса. Может, чуть позже.

Вернувшись из магазина и бросив сумку с продуктами на стол, я завалился на кровать. Как всегда в момент предстоящей опасности мной овладела сонливость. Я не стал ей противиться и задремал.

Меня разбудили сигналы переговорного устройства, похожие на сигналы точного времени, передаваемые по радио. Резкий и хриплый голос произнес:

— Кент, ответь на вызов. Кент, ответь на вызов…

Мне было неприятно, что кто-то неизвестный мне называет меня Кентом. Голос был явно не Геббельса, хоть я его не видел и не слышал много лет.

— Кент, ответь на вызов… Кент, ответь на вызов, — журчало как сверчок переговорное устройство.

— Кент на связи, — проворчал я сквозь зубы.

— Добрый день, — воодушевилось устройство, — добрый день, Кент, давай уточним все детали, наверное, у тебя масса вопросов, впрочем, чем меньше, тем лучше для тебя.

(Уж очень все озабочены тем, чтобы мне было лучше. Наверное и тому, в тирольской шляпе, говорили то же самое).

— Изо всей массы вопросов я выделяю один и основной: что с Юрием Михайловичем. — Я вынужден был накрыться одеялом: не было никакой уверенности, что Женька Баранов не подслушивает.

— Его благополучие полностью зависит от того, как чисто ты сделаешь свою часть работы, — голос был другой, свистящий как у разъяренной кобры.

— Я хочу услышать его голос, — настаивал я.

— Не забывай, что условия диктуем мы, — оборвала меня Кобра, — а с Юрием Михайловичем все в порядке, чего и вам желает, — слегка подсластила она пилюлю. — Ближе к делу. Сейчас, после нашего разговора, поедешь на Павелецкий вокзал и в автоматической камере хранения (он назвал номер ячейки и шифр) возьмешь специально изготовленный рюкзак и точно такой же, как ТОТ кейс. Чтобы положить кейс и надеть рюкзак, у тебя считанные секунды. Так что тщательно отработай этот момент. Подъезд имеет два выхода — один во двор, другой, в обычное время заколоченный, на улицу. К нужному времени он будет соответствующим образом подготовлен. Выйдя из этой двери, ты захлопнешь ее, и замок заблокирует дверь. Лифт будет отключен. С момента начала выстрелов с шестого этажа будут спускаться как минимум двое профессионалов высокого уровня. На все про все у тебя от десяти до двадцати секунд. Ориентируйся на пятнадцать. На нашей стороне — фактор внезапности. Теперь вопросы по существу.