Дмитрий Петров - Расплата. Яростное безумие

Так его пытали и истязали, когда он был живым. Какие же мучения он перенес перед смертью?! И какая это была ужасная смерть?!

Я представил себе то, что мог представить. То, что услужливо предложило мне мое воображение… Картина была поистине страшной… Мой брат, Василий, образованный и порядочный человек из хорошей петербургской семьи. Он лежит где-то, его пытают. Его сознание меркнет, он понимает, что умирает и что его последние минуты земной жизни он проводит вот так — среди отвратительных рож, под свои стоны и их звериный смех… Какой кошмар!

Зачем у меня такое хорошее воображение? Не зря я всю жизнь завидовал людям без фантазии. Им легче переносить все это. Они не понимают и остаются спокойными…

— Вы уверены в этом? — дрогнувшим голосом спросил я после долгой мучительной паузы.

— Результаты экспертизы, — кивнул следователь и опустил глаза к столу. Он не читал и не писал. Просто в эту минуту нам было тяжело встречаться глазами, и он это понимал…

— Кстати, — заговорил он вновь глухим голосом, — это показывает, что от вашего брата чего-то хотели. Добивались. Это еще один и окончательный довод против версии убийства из ревности… Ревнивцы так не поступают. Кто это был и чего добивались?

— Надо полагать, не добились, — сказал я. — Иначе он был бы жив. Да?

— В общем — да, — согласился следователь. — Если бы он дал то, что от него хотели, его должны были бы отпустить. Рэкет поступает именно так. И не из гуманизма, конечно. Просто они рассуждают: человек нам отдал то, что мы хотели. Кроме того, он сломлен. Морально сломлен, подавлен. То есть основная работа с ним проведена… Значит, теперь он будет и впредь отдавать нам то, что мы желаем. А зачем же резать курицу, которая несет золотые яйца? Вот так они рассуждают. Так что вы правы, они не получили от вашего брата своего.

— Но чего они хотели? — спросил я растерянно.

— Как чего? — удивился следователь, — Денег, естественно. Чего же им еще хотеть?

— Но ведь он был вовсе не самым богатым человеком в городе, — сказал я. — Совсем не миллионер…

— A-а, — улыбнулся печально следователь. — Процесс дележки уже завершен. Всех настоящих миллионеров уже давно разобрали серьезные рэкетиры и группировки. Осталась мелочь. Вот ее сейчас и «добирают». Так что это как раз вполне возможно. — Потом следователь помрачнел и сказал, закуривая дорогую американскую сигарету: — На самом деле это очень плохо, что его убил не муж любовницы… Потому что в случае рэкета и вымогательства очень трудно искать. Будем проверять, конечно, но… Вы же сами не хотите нам помочь.

— Я не не хочу, — возразил я. — Я не могу. У меня нет никаких фактов и никаких подозрений.

— Ну не можете, — махнул рукой он. — Какая разница…

На этой безрадостной ноте мы и попрощались. Он протянул мне листок бумаги, на котором было написано несколько слов. Я вгляделся — это был его телефон и фамилия. Следователь Барабанчиков… Очень приятно.

— Вы надолго приехали в Питер? — спросил он меня на прощание.

— Нет, наверное, — ответил я рассеянно, — А что вы еще хотите получить от меня?

— Да нет, — ответил он, помялся вновь и добавил безразличным голосом: — Если понадобитесь, мы вас пригласим. Вы где остановились?

— Я… У брата, как всегда, — глупо сказал я и поперхнулся. У меня еще не выработалась привычка говорить слова «У вдовы брата»… Это не так-то легко входит в привычку…

Я вышел от следователя и стал ждать на улице Ларису. Она задерживалась. Я даже успел выкурить две сигареты. Одну за другой. Подумал между первой и второй, что не следовало бы этого делать, здоровье одно у человека. А потом решил, что брат у меня тоже был один, и закурил вторую…

Потом вышла Лариса, мы сели в машину и поехали домой. Домой… В осиротевший без хозяина дом…

— Тело можно забрать завтра, — сказала Лариса. — Давай заедем в похоронное бюро на Достоевского, надо все равно заказать похороны.

— Что значит — все равно? — спросил я, не поняв ее.

— Все равно — это значит — все равно, — ответила отрывисто Лариса. — Все равно нужно это сделать, вот что я хотела сказать. — Она была взвинчена, но я прекрасно понимал ее. Я и сам был на пределе, особенно после разговора со следователем. — Сколько угодно можно это откладывать, но потом все равно нужно ехать в похоронную контору и совершать все необходимое.

— Я могу поехать сам, — сказал я. — А ты поехала бы домой. Наверное, ты устала и должна отдыхать.

Лариса посмотрела на меня и усмехнулась невесело:

— Лежать дома и думать обо всем этом? Ты это мне предлагаешь?

Мы подъехали к похоронному бюро. За час мы сделали все, что хотели, и заказали кремацию на послезавтра.

— В каком зале будете прощаться? — спросила женщина, оформлявшая заказ. — Есть большой, средний и малый.

— Малый, — быстро сказала Лариса.

— Ты уверена? — спросил я. — Ты ведь не знаешь, сколько народу придет. Может быть, заказать побольше? Деньги у меня есть…

— Я знаю, сколько придет народу, — ответила Лариса, поджав губы, и строго посмотрела на меня. Я понял, что она действительно знает это лучше меня и я напрасно беспокоюсь.

— Ты давно не разговаривал с Васей по душам, — сказала Лариса, когда мы сели в машину. — Иначе ты знал бы, что у нас так мало друзей… Раньше было больше, а теперь…

— Куца же они подевались?

— Трудно сказать, — усмехнулась опять грустно Лариса. — Это трудно сказать, — вздохнула она. — Кто куда. Кто уехал за границу, кто умер, кто рассорился. Деньги, знаешь ли, очень портят отношения… Так что малого зала будет вполне достаточно, я думаю. Неприятно, когда заметно, как мало людей стоит у гроба.

Мы приехали, и я впервые вошел в квартиру, где меня всегда встречал брат. Теперь его здесь больше не было.

— Лариса, как это все случилось? — задал я наконец этот самый главный вопрос.

Потому что не следователю же было его задавать? В конце концов, он мог рассказать о технической стороне дела, мог поделиться своими соображениями. Но главное я хотел узнать от Ларисы.

Она сидела передо мной в гостиной, на низком мягком диване насыщенного зеленого цвета и курила сигарету, роняя пепел мимо стоящего рядом с ней переполненного окурками блюдца.

Ларисе — тридцать лет. Она ровесница Василия. Я всегда невольно восхищался тем, как она хорошо выглядит. Тут дело было не только в том, что она вообще отлично сохранилась. Это как раз не так уж удивительно. При такой-то жизни почему бы и не сохранить фигуру и цвет лица? Ни работы, ни заботы…

Кроме всего прочего, Лариса удивляла меня тем, как тщательно она всегда следила за собой. Я ведь часто останавливался у них во время моих приездов в Питер. А когда живешь с кем-то в одной квартире, невольно видишь человека в разных, так сказать, видах.