Татьяна Морозова - Уравнение с неизвестной

— Так. Позднее время для клиентов, вы не находите?

— Нет, не нахожу, — с тревогой в голосе ответил владелец салона по стрижке собак. — Это вип-клиент. Они записались на восемь, но немного опоздали, поэтому пришлось задержаться.

Его алиби подтвердили владелица йоркширского терьера и камера, установленная в салоне.

На амурном фронте искать было больше нечего. У всех ухажеров было крепкое алиби. Надо было ехать в офис, где работала Людмила. В первую очередь следовало поговорить с ее новой подругой Ольгой.

Целый день Холмогоров и компания допрашивали сотрудников офиса. Завьялов распорядился предоставить им переговорную комнату. Сам он обещал быть во второй половине дня. Безуспешно. Никто ничего не видел. Время приближалось к вечеру, а они по-прежнему топтались на месте. Особо интересовавший их свидетель Ольга Зверева должна была появиться только к вечеру.

— Она с утра позвонила и сказала, что не может выйти на работу по причине глубоких душевных переживаний, — глубокомысленно изрекла Галина Владленовна, руководитель службы персонала. Ее первой пригласили в комнату переговоров, в которой разместились Холмогоров, Киселев и Крапивин.

Сначала Холмогоров хотел пообщаться только с ближним кругом Людмилы, но этот круг оказался слишком большим — Людмила оказалась очень общительной девушкой, что, впрочем, Холмогоров уже давно понял. В ее ближний круг входил практически весь офис. Народа через них за день прошло много, а информации никакой интересной не было.

— Так. Я устал уже от этого калейдоскопа лиц и повествований. — Во взгляде Холмогорова стояла беспросветная тоска. — В глазах уже от них от всех рябит. Надо сделать перерыв.

Но тут в переговорную впорхнула Лена, молодой специалист из бухгалтерии, и перерыв сразу был отложен на неопределенный срок. Лена, обладательница небесно-голубых глаз, была похожа на девушку из рекламы. Золотисто-персиковые тени подчеркивали голубизну глаз еще больше. Киселев с Холмогоровым невольно залюбовались юной особой. Девушка вся была нервно-подвижная. Ее тонкие запястья то и дело взлетали вверх в поддержку ее слов. Ножки в узких брючках тоже находились в постоянном движении. Все это в их глазах делало ее еще более очаровательной. Она села на предложенный стул, положив ногу на ногу. Под брючиной резко очертилась худая коленка. Но сидеть спокойно она не могла, все время нервно покачивала ногой. Ее каштановые волосы мастерски уложенной волной спадали на плечи. Красивый цвет волос, скорее всего, был натуральным, он привлекал к ней много внимания. Сейчас он привлек мужчин, находившихся в переговорной.

Елена Светикова, молодой специалист бухгалтерии, финансовый департамент.

— Вы ничего необычного не заметили? Любая мелочь может помочь, — сбрасывая наваждение, начал Холмогоров, приосанившись.

— Заметила, — резво проговорила она. — Заметила, что Мила была очень встревожена.

— Так. В какой момент? С утра? Вечером?

— Когда совещание началось. Это даже я заметила. — Аккуратные бровки сложились домиком.

— Так. Что значит, даже вы?

— Просто я абсолютно ненаблюдательный человек, — описала она рукой красивую загогулину в воздухе, привлекая к ней все внимание загипнотизированных ее движениями мужчин. — Совершенно не наблюдательный, от слова совсем. Но когда я зашла к ней, — она потянулась макушкой к потолку, как будто силилась вспомнить что-то неуловимое, — я почувствовала запах одеколона, очень знакомый, раздражающий такой, характерный.

«Неожиданное заявление. Нюхачка какая-то попалась».

— Так. Интересно. В приемной? — с бесконечным удивлением таким фактам спросил Холмогоров.

— Да. И около приемной. Везде. — Она развела руками. — Он там все заполнил. Я очень чувствительна к запахам, — продолжало тараторить прекрасное создание.

— Так. И что это значит? Мало ли, кто мог в приемную зайти.

— Мне кажется, — Лена перешла на полушепот, глаза ее распахнулись больше обычного в предчувствии сенсационного открытия, — мне кажется, владелец этого запаха и взбудоражил так Людмилу. Потому что когда я пришла к ней, она была взвинчена до предела.

— Так, интересно. А может, это духи Людмилы были, нет?

— Нет. Это мужской одеколон был, это уж точно. А у Милы такая же парфюмерная вода, как у меня. Поэтому не ее духи точно.

— Так, ясно. Спасибо за информацию, вы нам очень помогли.

— Что, правда? — Лена обнажила в ослепительной улыбке белоснежные зубы.

— Конечно. Если вдруг вспомните, чей это одеколон, или еще что-нибудь, позвоните мне. — Холмогоров протянул ей визитку.

Прочитав надпись на визитке, она подняла на него глаза и, очаровательно улыбнувшись, ответила:

— Обязательно.

Когда Лена ушла, Холмогоров пробормотал:

— Так. Это уже кое-что. Значит, Людмила была встревожена. Что-то ее напугало. Или кто-то. Возможно, как раз наш таинственный обладатель характерного парфюма.

— Хороша, да? — только и смог изречь Киселев.

Холмогоров промычал что-то нечленораздельное в ответ, что, по-видимому, означало согласие.

Ближе к вечеру в офисе появилась Ольга. Ее сразу позвали в переговорную к Холмогорову.

Ольга Валерьевна Зверева, главный бухгалтер, финансовый департамент.

— Ольга Валерьевна, что вы можете сказать по поводу убийства Людмилы? Вы ведь были подругами, насколько мне известно, — бесстрастно начал он.

— Да, были… — Ее голос дрогнул.

— Так. У вас должны быть соображения на этот счет. Есть? — мрачно буравил он ее глазами.

— Понимаете… мне пишут… я получаю… — она никак не могла начать.

— Что вы получаете? — опасно прищурился Холмогоров.

— Я получаю письма с угрозами! — выпалила Ольга.

— Ну, и… — подтолкнул ее продолжать речь Холмогоров, не понимая еще, к чему она клонит и какое отношение какие-то письма имеют к расследуемому ими убийству.

— Я рассказала о них Миле. — На душе у Ольги стало до противного тошно. — Она вызвалась мне помочь найти этого зловредного писателя. И вот в день, когда ее убили… она мне звонила… звонила, чтобы рассказать мне что-то важное по этому поводу, а я, дура, не стала ее слушать, потому что находилась на совещании… Мне кажется, она вычислила того, кто писал письма, и хотела мне об этом рассказать, а я ее не стала слушать, — пошла она по второму кругу.

— Не надо только самобичеванием сейчас здесь заниматься, — недовольно наморщил нос Холмогоров.

— А что мне остается делать?! — вскрикнула она, и эхо ее боли забилось где-то под потолком. — Ведь это я виновата в ее смерти! Ведь если бы я ее выслушала, ее бы не убили!

— Так. А где вы были с 21.30 до 22.00 во вторник? — пара серых глаз впилась в нее цепким взглядом.