Валерий Шарапов - Человек в безлюдной арке

Повторно изучая материалы, оперативники отметили одну интересную особенность, касающуюся главаря банды: как было известно, двадцать второго сентября 1941 года, банда молодых парней, под предводительством Амбала, среди бела дня напала на инкассатора и его охрану возле продуктового магазина на большой Пионерской.

Водителю Петренко – орденоносец, участник гражданской войны, удалось отбить нападение - одного он уложил на месте и двоих ранил. Одним из раненых оказался Протасов, вторым сам Амбал то бишь Сермягин Николай Анатольевич. Так вот, этот проныра Сермягин вторично за свою криминальную карьеру использовал трюк с побегом из больницы. Рана была опасной - пуля застряла в правом лёгком и поэтому в больнице подранка серьёзно не охраняли полагали, что он и встать то не сможет. Выставили сменный пост у палаты, где Сермягина готовили к операции и принялись ждать, пока доктора его выходит. А он возьми да у дери через окошко - связал две простыни с пододеяльником и втихаря спустился со второго этажа. Только его и видели…

Сегодня оперативники спланировали очередное посещение одной из дальних московских тюрем. Васильков, Егоров и Ким, по просьбе Старцева, отправились туда, где осенью 1941 года, во время следствия, содержался Михаил Протасов. В ходе розыскных действий группа выяснила, что обоих следователей, раскручивавших дело по нападению на инкассатора нет в живых. Первый добился отправки на фронт и погиб под Сталинградом, второй скончался годом позже, в конце 1943, когда в Москве и во многих других городах бушевала страшная эпидемия гриппа.

Зато остался в живых некий Евстигней Посонник, иногда использовавшийся сотрудниками НКВД в качестве подсадного. Он отбывал пятнадцати летний срок за целый букет ночных краж.

В силу преклонного возраста и слабого здоровья Евстигней стал ссученным, согласился работать на администрацию тюрьмы, а также снабжать следователей информации в обмен на то, что его не отправят в лагерь - всё таки пребывание в Московской тюрьме было несравнимо с тяжелейшей лагерной работой.

К этому персонажу, захватив гостиницы, МУРовцы и приехали.

- В камере-то не бось дымить не разрешают? – спокойно, по домашнему интересовался Егоров, будто знал сегодняшнего собеседника много лет.

- Не разрешают, гражданин начальник, - наслаждался табачным дымом Евстигней. - А мне страсть как хочется, только тут душу и отвожу.

- Ну кури, кури, не стесняйся.

Встреча происходила с глазу на глаз, в специальной комнате для свиданий. Тюремная охрана привела сюда Евстигнея по просьбе оперативников и удалилась в коридор. Разговор поручили опытному Егорову - он лучше всех умел общаться со здешним контингентом. Ким торчал у двери, Васильков прогуливался вдоль стены под узким оконцем, расположенным под самым потолком. На столе, помимо папирос, перед старым ураганом, лежал объёмный кулёк чая и три куска комкового сахара - гостинцы ценившиеся в неволе превыше всего остального.

- Как же так получается, Евстигней, - закидывал Василий вопросы. - Он вроде как простачок, неумеха, подстрелили на первом же деле, а расколоть ты его не сумели

- Не сумел, начальник, отпираться не буду. Он, как заладил свое, так ни на шаг в сторону.

- А что конкретно он говорил?

- Накануне, стало быть нападения, познакомился с блатными в каком-то сквере.

- В каком сквере?

- Извиняй начальник, запамятовал. Пять годков уж минуло. Нормальными, говорит, пацаны показались, угостили винцом, по базарили, ну и предложили срубить лёгких бабок.

- И он так сразу согласился?

- Сказывал, что изголодался сильно, даже рёбра свои показывал. Потому и дал слабину.

- Что говорил о банде? продолжал Василий

- Двоих назвал Экибастуз и… - Евстигней наморщил лоб. - Серый что ли. Всего то их пятеро было, вместе с Мишкой, двоих он не упомнил, а двоих, стало быть, назвал.

- Ну и как он тебе?

- Крепкий малый, я неделю его по всякому пытал, ни шиша не добился. И на допросах его опосля здорово обрабатывали, а он молчал, никого из своей компании не сдал. Так что, ежели пошёл по воровской стезе, то нервишек вашему брату попортит.

- А ты, случаем, ничего про него больше не слыхивал?

- Не, - крутанул плешивой башкой Евстигней. - Не видал, не слыхал.

Как Егоров и ожидал подсадной Евстигней ничего нового в расследовании не привнёс. Подтвердил лишь некоторые предположения, относительно личности Михаила Протасова, не более того.

Поблагодарив тюремное начальство, мюМУРовцы загрузились в тарантас и поехали в управление. Покачиваясь и поскрипывая рессорами, автобус не спеша катил в сторону Петровке. Сыщики молчали, лишь водитель тарантаса - пожилой Павел Гордеевич крутил баранку, да что-то напевал в пышные седые усы. Расположившись в середине салона, где меньше трясло, МУРовцы молчали, потом Егоров, припомнив давешний разговор по дороге в тюрьму, очнулся:

- Да, про разведку много ходит легенд.

- Так ведь и у нас тут, в тылу, порой такие казусы случались, что волосы дыбом. Вы про кражу шифровального аппарата слыхали?

- Нет, - хором ответили Васильков с Кимом.

- Рассказать?

- Давай. Гордеич, я закурю? - крикнул Василий водителю.

- Кури, - отмахнулся тот.

- В сорок первом это случилось, зимой, - капитан до предела отодвинул половинку форточки и достал беломорину. - К нам в МУР заявились товарищи из СМЕРШа и сразу в кабинет Рудина. (Рудин Касриель Менделевич 1898 - 1945 - комиссар милиции третьего ранга, начальник Московского уголовного розыска с 1939 по 1943 годы): - Так мол и так, товарищ комиссар, беда у нас, выручаете. При транспортировке из кузова грузовика пропал трофейный шифровальный аппарат. В кабине, помимо шофёра, сидели двое конвойных солдат и теперь, за утерю особо ценного имущества, грозит расстрел.

Рудин был сыщиком от Бога, недаром в угро работал с 1921 года, попросил доставить к нему этих горе-солдатиков. Те перед ним едва не на колени: - Христом Богом клянемся, не крали аппарат, не знаем куда он подевался. Тогда Рудин отобрал десять оперативников и приказал проследить весь путь грузовика…

Пристроившись в хвост длинной пробке, тарантас остановился, навстречу двигалась длинная колонна техники с солдатами, прицепленными орудиями, полевыми кухнями.

- С учений что ли каких? - предположил Павел Гордеевич.

- Из Европы возвращаются, - сказал Васильков. – Видите, на бортах белой краской написаны буквенные обозначения?

- Есть такое дело. Последние буквы «П», «Л», значит пересекали Польско-советскую границу. На расформирование небось едут, потому никакой секретности.

При ближайшем рассмотрении, техника действительно выглядела неважнецки – пробоины, вмятины и сколы от пуль, щитки на некоторых орудиях вырваны, от заводской тёмно-зелёной краски почти ничего не осталось.