Сергей Майдуков - Жестокая справедливость

— Слушаю, — поспешно возразил Леонид. — Очень внимательно слушаю.

— Неужели? И что же я сказала?

Нужно было срочно выкручиваться. Леонид решил перевести разговор в романтическое русло.

— Знаешь, я как пьяный, Кариночка. У меня голова кругом идет. Мы в Испании, и мы вместе. Разве это не счастье?

Она посмотрела на него, прикрыв нижнюю часть лица желтыми розами.

— Может быть, ты не меня любишь, Леон? Может быть, ты любишь мои деньги?

Можно было притвориться оскорбленным в лучших чувствах, надуться и замолчать, но, поразмыслив, Леонид решил, что более эффективным будет способ ублажения Карины. Он обнял ее и нежно поцеловал в ухо, прикусив мочку с сережкой.

— Деньги не сводят меня с ума, как ты, — произнес он, шумно сопя.

Она поежилась и засмеялась.

В ту ночь ему пришлось хорошенько постараться, чтобы доказать свою неугасающую страсть. Это было непростым делом, но Леонид справился. Всякий раз он представлял себе Карину связанной и умоляющей о пощаде. Это придавало ему сил.

— Утром нужно будет купить ноутбук, — пропыхтел он, откинувшись на влажные простыни. — Завтра отчаливаем.

— Наконец-то, — прошептала Карина.

Глаза ее были блаженно полузакрыты.

— Я знаю, что делать дальше, — сказал Леонид. — Знаю, как нам избавиться от твоих братьев.

Она открыла глаза, испытующе глядя на него:

— Поделись.

— Завтра, Карина. Завтра ты узнаешь.

— Почему не сегодня? — недовольно осведомилась она.

— Потому что, — отрезал он, давая понять, что не намерен выдавать свои планы раньше времени.

Карина поприставала к нему еще немного, но он оставался неумолим, и она наконец отстала.

На следующий день в одиннадцать часов Леонид встал за штурвал. Во время учебных плаваний рядом с ним всегда находился инструктор, а сегодня он был один, и рубка казалась ему огромной, а от количества приборов, кнопок, тумблеров и рычагов управления рябило в глазах. Отчаливая, Леонид чудом не угробил яхту о каменный мол, а потом обливался потом, разминаясь с другими суднами в гавани.

— Карина! — позвал он. — Скажи Жоресу, что я не могу. У меня не получается.

— Но мы плывем, — возразила она.

На ней был красный купальник и белые босоножки с декоративными маками. Вокруг бедер она обвязалась прозрачным парео, развевающимся на ветру.

— Я переоценил свои возможности, — признался Леонид.

Он говорил громко, в расчете на то, что их диалог слышат бандиты, расположившиеся на палубе. Жорес и Саркис, вместо того чтобы любоваться морскими видами, спустились в свои каюты и пребывали там, совершенно безразличные к природе, которая не сулила прибылей и осязаемых радостей жизни. В этом братья были убежденными материалистами.

— Мы плывем, — повторила Карина, хмуря красиво подведенные брови. — У тебя получается, Леон.

— Вот я посажу яхту на мель, тогда увидишь, как у меня получается, — сказал Леонид. — Или в борт какого-нибудь корабля врублюсь. Ты этого хочешь?

— Что же нам делать? Что ты конкретно предлагаешь?

— Я доведу «Бениту» до Плата-де-Гава, а там брошу якорь. В нескольких километрах от порта, чтобы нас не было видно с берега. Потом сяду в моторную лодку… — Леонид указал на подвешенную шлюпку, — и поплыву в город искать капитана и команду. Без профессионалов не обойтись, Карина.

Он знал, что она скажет, и ее слова были в точности такими, как он ожидал:

— Тебя не отпустят на берег одного.

— Тогда поплывем вместе, — предложил он.

Карина задумалась. Она решала про себя, как правильнее поступить. С одной стороны, посторонние люди на яхте ей были не нужны. С другой стороны, ей вовсе не улыбалось, чтобы Леонид угробил свою «Бениту». Ее «Бениту»! Ей предстояло убедить переписать судно на себя, и она примерно представляла себе, как это сделать. Чтобы не тратить времени попусту, нужно хорошенько надавить на Леонида, выбить из него согласие под страхом смерти, свозить его к нотариусу и оформить сделку юридически. Потом, чтобы не возникал, пусть отправляется на корм рыбам.

Но в присутствии капитана придется отложить задуманное на неопределенный срок. Для чего, спрашивается? Чтобы Леонид не разбил яхту и не сел на мель, достаточно просто стоять на якоре и никуда не плыть.

— Сейчас рано говорить об этом, — решила Карина.

— Ты не поняла, — прошипел он, бросая настороженные взгляды по сторонам. — Мы уплывем и оставим остальную компанию загорать в открытом море. Когда они выберутся… если выберутся, мы будем уже далеко. Ищи-свищи ветра в поле. Или в море. — Он хохотнул. — Здорово я придумал? Иди к Жоресу договариваться.

Она посмотрела на него.

— А яхта?

— Да ну ее! Одна морока. Если захотим поплавать, то арендуем и все дела. Мы ведь с тобой богачи.

Подмигнув, Леонид толкнул Карину локтем.

— Тогда я пошла, — сказала она.

— Ага, — кивнул он. — Настаивай, что нам необходим капитан. А потом уйдем по-английски, не прощаясь.

— По-английски, — повторила она.

— Ну да. Хотя можно будет помахать твоим братьям ручкой. Издали.

Леонид захихикал, представив себе выражение физиономии Жореса, когда он сообразит, что торчит посреди моря и деваться ему некуда. Глаза у него, наверное, будут как помидорчики чили. Вот потеха!

Его все еще разбирал неудержимый смех, когда Карина повернулась к своим соплеменникам и громко произнесла:

— Мальчики, сбегайте кто-нибудь за моими братьями. У нас тут крыса завелась.

— Ты что? — опешил Леонид.

Вместо ответа Карина ударила его по губам. Так сильно, что брызнула кровь. Она ведь носила много колец и перстней, эта любительница красного. И вместе они образовывали нечто вроде кастета.

Никто не знает, кому пришла в голову эта идея. По всей вероятности, у кого-то из армян предки жили не в тени горы Арарат, а бороздили океаны на пиратских кораблях. Или же выдумщик в своем прошлом воплощении был не сухопутным бандитом, а морским разбойником. Как бы то ни было, Леониду от этого не было легче. По правде говоря, ему было очень и очень тяжело. Он переживал уже вторую свою клиническую смерть.

Это был крайне неприятный, пугающий опыт. В Интернете и разного рода газетенках и журнальчиках Леониду порой попадались статьи с названиями «Кем вы были в прошлой жизни», или «По ту сторону смертного занавеса», или «Великое колесо перерождений». Так вот, ничего похожего на описываемые там явления Леонид не видел. Не было там света в конце тоннеля, любимых дедушек и бабушек, милосердных ангелов у ворот. А проваливался Леонид в жуткую темень и в этой темени беззвучно вопил от страха и невозможности вернуться назад, к людям. Было невыносимо обидно сознавать, что его жизнь кончена, в то время как другие продолжают гоготать, попивать пивко, жрать апельсины, загорать, болтать и вкушать прочие радости. Хуже всего было сознание, что смерть — это навсегда, что это необратимо и что уже поздно исправляться, меняться, загадывать, строить планы. Все кончено. Дали погулять по свету — и обратно, во мрак.