Дмитрий Малиган - Убийства с уведомлением

Дочь богатых родителей, далеко не последних людей в Харькове, Катя могла бы вообще никогда не работать, но справедливо считала, что в жизни может быть еще что-то кроме ночных клубов. Да и работа внештатного журналиста ее вполне устраивала: хочешь работай, хочешь нет, хочешь пиши статьи, хочешь не пиши.

Из журнала ее точно никогда бы не выгнали. Она особо никогда и не вкладывала каких-то особых надежд в эту работу. Но вот ей подвернулся шанс. Ее последний информатор был просто находкой, хоть он ее немного и пугал. Пытаясь найти о нем хоть какую-то информацию, она наткнулась на полный ноль! Что впрочем, лишь укрепило ее уверенность в то, что человек этот был солидный. И она собиралась реализовать этот шанс.

Это чувство было для нее если не новым, то почти забытым: азарт охотника, и очень скоро она собиралась набрать еще одно очко в этой игре. Оставался последний адрес на сегодня. Катя остановила свою Mazda, рядом с нужным ей частным домом. Ну, уж очень ей хотелось лично увидеть место преступления.

Шиферный забор был метра два в высоту, но имевшиеся в нем трещины без проблем позволяли любому желающему рассмотреть там все подробно. За забором был небольшой огородик и пасека. Обрывки полицейской ленты все еще были разбросаны, где попало.

– 15 минут до центра города! – подумала Катя. – А здесь капусту выращивают.

Она оторвалась от щели в заборе, но не потому что боялась, что ее кто-нибудь заметит. Просто ее скрутил приступ истерического смеха, когда девушка попыталась представить как этот кретин, лезет под пчелиный улей и застревает там. Пускай, скорее всего, и с чьей-то помощью, но все равно, это было очень смешно!

– Интересно, – думала Катя, потихоньку приходя в себя. – Что подумали копы, когда приехали на место ЧП?

Ответить на этот вопрос было не сложно: бирка «несчастный случай» намертво закрепилась за этим делом. Кроме одного следователя, который даже официально не вел эти дела, ими больше не интересовался никто. И действительно, кого может заинтересовать смерть трех наркоманов.

– Уже ненадолго! – думала Катя, не спеша, подъезжая к дому Валика. – Очень скоро я взорву свою первую в жизни информационную бомбу.

Найти нужный дом было не сложно, самое сложное ждало ее сразу после того как она нажмет нужную комбинацию клавиш на домофоне.

– Ничего сложного! – пыталась убедить себя девушка, но ей стоило немалых усилий, чтобы заставить себя нажать на кнопку вызова нужной ей квартиры. – Я ведь не для того потратила весь свой день, просто на то, чтобы развернуться и уехать обратно.

– Да, – грустный голос из домофона принадлежал пожилой женщине, и первой Катиной мыслью было вообще ничего не отвечать, но она и не заметила, как начала говорить заранее подготовленную и трижды уже отрепетированную речь.

– Добрый день, мое имя Екатерина Лебедева, – представилась девушка в домофон. – Я журналистка независимого интернет издания Kharkov Times, веду расследование смерти…

– Мой сын Валентин, – голос из домофона перестал быть печальным, он стал даже не уставшим, скорее жестким, – был наркоманом. И может и не заслужил того что с ним случилось, но фактов это не меняет. Так что прошу Вас оставить меня в покое!

– У меня есть веские доказательства, того, что смерть вашего сына не была несчастным случаем.

– И что Вы от меня хотите!? Предоставьте их следователю Кашкину, это он занимается делом моего сына.

– Я сильно сомневаюсь по поводу того, что Кашкин захочет возобновлять уже закрытое дело!

Ответа не последовало, домофон молчал. Катя хотела уже снова заговорить, но домофон вдруг ожил:

– Хорошо, входите, седьмой этаж, квартира 42. Лифт не работает, – сказано это было таким тоном, как будто мать бедного наркомана надеялась, что двенадцать лестничных пролетов могут остановить журналистку.

Катя никогда не была против лишний раз размять ноги, а сейчас это еще и давало ей время подготовиться к встрече с «безумной мамашей», так девушка про себя обозвала голос на другом конце домофона.

Подъезд был грязным, в нем воняло всякой живностью и продуктами их жизнедеятельности, что впрочем, лишь усиливало его схожесть с сотнями других построек эпохи хрущевских реформ. Отойдешь от подъезда дальше, чем на 50 метров и уже приходиться напрягаться, пытаясь вспомнить, как попасть обратно.

Перед дверьми неработающего лифта валялась пустая бутылка из-под водки, без дозатора. Катя инстинктивно потянулась рукой за новеньким шокером, лежащим у нее в сумочке, но кроме болезненного вида кота, испытывать новую игрушку в этом подъезде было не на ком. Пожалев бедное животное, и даже почти сожалея, что у нее нет при себе куска колбасы, девушка начала подыматься по лестнице, которая была не в намного лучшем состоянии, чем сам подъезд. Но если не смотреть по сторонам, и не втягивать воздух слишком уж глубоко то, было почти терпимо.

Чем собственно девушка и занималась, стуча каблуками вверх по лестнице, и пытаясь еще придумать с чего бы начать разговор. Ничего особого умного в голову так и не пришло, поэтому Катя решила предоставить первое слово своему интервьюеру, в глубине души уже смирившись с очередным потоком слез, которые даже, несмотря на жесткость голоса должны были прорваться наружу. Девушка в этом не сомневалась.

В районе шестого этажа в легких начали зарождаться первые признаки отдышки: закономерное последствие выкуривания полпачки сигарет в день, что впрочем было явно недостаточно для того чтобы натолкнуть девушку к мысли бросать курить.

Дверь в 42-ю квартиру была пошарпанной, но ухоженной, и осмотревшись девушка пришла к выводу что возможно, это самое чистое место на весь дом. Катя поднесла правую руку к дверному звонку, но дверь открылась, прежде чем она успела к нему притронуться. Это вызвало в ней легкий приступ паранойи, пока до нее не дошло что открывшая дверь женщина, просто все это время смотрела в глазок.

Первой Катиной мыслью было, что этой женщине лет 60, но присмотревшись она поняла, что не больше 45, просто…, просто гибель детей, еще никому не сбавила годков.

– Чего уставилась? – в голосе женщины усталость и раздражение были смешаны почти поровну.

– Я…

– Меня можешь называть Людмила Григорьевна, – усталость в голосе женщины вышла на передний план, вытеснив раздражение. – Ну заходи уже, раз пришла, не будем же так и стоять на пороге.

Для Кати, чье детство прошло в двухэтажном особняке, эта квартирка была разве, что чуть больше чулана, но для Людмилы Григорьевны, теперь любой шкаф показался бы уютней этой осиротевшей хрущевки.

– Можешь не разуваться, – закрыв дверь, хозяйка квартиры пошаркала в сторону кухни.

Что-то в этой квартире девушке сразу показалось странным, но лишь попав на кухню, она поняла что: здесь было СЛИШКОМ чисто. Пол, ручки, стол и почти вся поверхность кроме потолка были надраены до блеска. Катя посмотрела на руки Людмилы Григорьевны, все в пластырях, и содрогнулась при мысли, что эта бедная женщина, возможно, каждый день трет все поверхности, до которых в состоянии дотянуться, пока у нее из пальцев не пойдет кровь, а затем и дальше.