Александр Харламов - Высшая мера

Нет…она не могла. Перед глазами возник образ сына, оставленного перед самым переездом в Харьков на время у бабушки в деревне. Валентина обязательно его заберёт, как только все устроится. Устроится ли?

Перепрыгивая через ступеньку, совсем как девчонка, спешащая на свидание, она спустилась вниз. Распахнула дверь подъезда вдыхая свежий воздух влажного, умытого дождём города.

Наконец…

– Сегодня чудесная погода…– окликнул её звонкий голос откуда-то со стороны лип, росших возле небольшой детской площадки. Валентина вздрогнула и медленно повернулась, уверенная в том, кого увидит на узкой скамеечке с высокой спинкой. Ощущение того, что она стоит на пороге чего-то грандиозного вдруг пришло к ней, принесённое именно этой по-детски наивной интонацией и ароматом душистых лип.

Я не знаю, почему я пришёл к дому, где была квартира Коноваленко. На что надеясь? Чего ожидая? Мне просто захотелось хотя бы на время оказаться где-то неподалёку от женщины, которая вот уже сутки не выходила из моей головы. Я шёл и думал о ней, писал отчёт и думал о ней, ел и мечтал о нашей встрече, спал, а она мне снилась. Валентина полностью захватила мои мысли и чувства, меня тянуло именно к этому дому, чтобы хоть краем глаза, увидеть её силуэт в окне, услышать её чудесный голос, а если повезёт, то и поговорить.

Когда она выскочила взъерошенная из парадной, будто сбежавшая из плена в одном ситцевом платье. Я даже не сразу поверил своим глазам, настолько это было поразительным и чудесным, что даже не верилось…Через силу я окликнул её, сморозив какую-то банальность.

– Сегодня чудесная погода…– уверенный, что она мне не ответит, что даже не помнит меня.

– Добрый вечер, товарищ лейтенант!– улыбнулась Валентина мне, сделав шаг в мою сторону. Мне в тот момент показалось, что её голос немного дрожит.

– Здравствуйте,– я неловко встал, оправился, заметался в поисках фуражки, свалившейся за скамейку, пока дежурил под ее окнами, ожидая неизвестно чего.

– Вы к моему мужу? Вестовой?– уточнила она, приблизившись настолько близко, что я мог разглядеть в уголках её глаз прозрачные капельки слезинок. Валя это заметила и торопливым движением ладони смахнула их с лица. Моё сердце взвыло от нежности к ней, мне захотелось провести рукой по её щеке, прижать к себе, шепча ласковые слова.

– Вы к мужу? Тогда почему не поднимаетесь?– повторила она свой вопрос, ибо я торчал столбом бессмысленно хлопая глазами, не в силах вымолвить хоть слово.

– Я? Я нет…Я сам…

– Что?

– Я гулял просто, решил передохнуть…– кое-как оправдался я, опустив глаза в каменную брусчатку улицы.– Тут у вас хорошо! Липы всякие…

Она рассмеялась чистым звонким смехом, и от её улыбки мне стало так горячо, будто сейчас был не поздний вечер, а раскалённый полдень, и солнце с небес готово было меня испепелить.

– Липы всякие это, конечно аргумент…– покачала головой она, отсмеявшись.– Вы позволите нарушить ваше уединение?– кивнула она на скамейку, рядом с которой я топтался, как первокурсник на первом зачёте.

– Что? Ах, да…Конечно!– я смахнул невидимую пыль и присел рядом, стараясь держаться поодаль. Неужели, идя сюда, чтобы поглазеть на окна Валечки, я мог подумать, что вот так вот запросто смогу с ней сидеть рядом, вдыхать аромат её духов, слышать её лучистый смех.

– И давно вы тут сидите?– спросила она, глядя куда-то вдаль, где по широкой улице медленно громыхал трамвай, везя запоздавших со смены рабочих по своим домам. Женщина проводила его грустным взглядом.

– Часа три…– ответил я правду, краснея, как мальчишка.

– Липы дело такое! Затягивает…– улыбнулась Валентина, оправляя чуть сбившееся на коленях платье. Я пораженно уставился на идеальный изгиб её коленей, лёгкий загар уходивший от самой щиколотки вверх, к недосягаемым сокровенным местам. Тяжело сглотнул, во рту сразу стало сухо. Сердце испуганно бахнуло в груди, со всего размаха ухая куда-то в пятки. Я боялся дышать, чтобы не спугнуть это сладкое мгновение, когда мы с ней остались наедине. – А я вот решила прогуляться перед сном…На липы посмотреть…– мне пришлось кивнуть, что говорить я не знал, просто чувствовал, что делать ничего не надо, что иногда лучше вот так вот промолчать, наслаждаясь тишиной, понятной без всяких глупых и никому ненужных слов. Это же настоящая судьба! Именно она направила меня сюда, чтобы я увидел Её!

– Мне пора…– через пять минут нашего молчания Валентина встала, подавая мне руку.– Рада была увидеться, Александр!

Надо же! Она запомнила, как меня зовут! Она знает! Счастливее, чем я в этот миг в мире не было человека.

– Мне…я тоже…Доброй ночи!– выдавил я из себя что-то разумное. Валя улыбнулась.

– Я, пожалуй, пойду.

– Да-да…идите…То есть…

– Что?– она повернулась ко мне, глядя мне прямо в глаза, и от этого взгляда мурашки побежали по коже.

– Вы…Валентина…Может, я вам как-нибудь покажу наш город?– выпалил я, сам испугавшись своей смелости. Вот еще! Нужен ей, такой красивой, умной, привлекательной какой-то лейтенант!– Извините…– торопливо попросил я прощения.– Просто вы человек в Харькове новый, а я здесь живу с рождения…У нас очень красивый город!

– Я уверена в этом!– усмехнулась она, как мне показалось с легкой горечью.– Ничего не могу обещать, но, если мне вдруг захочется на экскурсию, то я обязательно вас найду.

– Как?– округлил я глаза от удивления.

– Вы забываете, кто мой муж, Александр…– покачала головой Валентина, направляясь к подъезду. Я не мог отвести от неё своего взгляда, пока она не скрылась за коричневой дверью парадной, своим скрипом приведшей меня в чувство. Что за день сегодня?! Что за липы?! Я по-детски подпрыгнул, взвизгнув совсем уж неприлично для офицера НКВД. Направился домой, ощущая, что поспать мне сегодня от бури эмоций, бушевавших в моем сердце, не придётся.

Едва дверь за Валей закрылась, грохнувшись о косяк. Она прижалась к стене, чувствуя, как сердце пытается выпрыгнуть из её груди. Подниматься наверх к мужу ей совсем не хотелось. Перед глазами все плыло, тело пылало, соскучившееся по ласке, а эти влюбленные серо-зеленые глаза лейтенанта сводили с ума, заставляя думать вовсе уж о неприличном. Липы…Усмехнулась она, так и стоя с закрытыми глазами посреди парадной, прижавшись к холодной кирпичной стене. Липы…Какие к черту липы? Его глаза говорили больше, чем он сам. Взгляд молодого парня пожирал её, заставляя алеть давно не красневшие щечки кумачовым цветом. Конечно, у них ничего не может быть! Она замужняя женщина, жена его командира…Но, Боже, как же приятно быть нужной, любимой, желанной, той, ради которой можно три часа сидеть на лавочке перед домом, не надеясь на встречу…