Александр Харламов - Высшая мера

– Похоже, гражданка Розентшайн, вы оказались в сговоре со своим мужем-антисоветчиком и будете так же задержаны за сопротивление органом госбезопасности,– процедил он, доставая из кармана галифе отутюженный носовой платок. Скрепя зубами, приложил к ране, чувствуя неприятное жжение.

– Это…это бесчеловечно!– выдохнул Марк, вытирая текущие по щекам слёзы.

– Уводите их!– кивнул Василь.

Один из срочников подхватил женщину под руки. От боли та почти потеряла сознание. Глаза её закатывались куда-то вверх, а сознание от удара кулаком терялось. Однако, на лестничной площадке она рассмотрела замершую этажом выше Валентину, наблюдающую за арестом с заплаканными глазами.

– Вот и пришёл наш черед, девочка моя…– проговорила она одними губами так, что эти слова, сказанные на прощание смогла разобрать только сама Коноваленко.

Увидев её, Конопатов злобно ощерился.

– Вы кто такая, гражданка?– недовольно бросил он, останавливаясь на лестничном марше.

– Коноваленко Валентина Владимировна! Жена майора госбезопасности Коновленко Андрей Викторовича,– поджав губы, решительно сообщила она, шагнув вниз,– мы живем над семьей Розенштайн. За что задержаны эти люди?

Фамилия начальника оказала на Василя волшебное действие. Он подтянулся и даже попробовал убрать с лица недовольную мину.

– Я бы не советовал жене столь высокопоставленного чиновника интересоваться такими вещами…– выдавил он из себя, провожая взглядом конвой вместе с четой Розенштайнов, которым даже не дали толком собраться, забрав из дома прямо в домашнем.

– А я бы не советовала советовать жене своего начальника!– коротко отрезала Валентина. Потом она удивлялась, откуда у нее взялась эта сила, так четко и ясно ответить зарвавшемуся лейтенанту.– Отвечайте!

– Враги народа! Приказ подписан вашим же супругом!– он протянул Вале помятую бумажку с ордером на арест.

Валя вчиталась в каллиграфически выведенные буквы. Этот почерк она бы узнала даже среди миллиона других «задержать до выяснения». Сердце куда-то ухнуло. Почему так? Почему единственного её друга, который появился в этом недружественном для нее городе, забрал ее муж? Почему именно так? Сначала мать, потом сын, теперь Роза с ее безобидным подкаблучником мужем…Почему он всех забирает вокруг нее, не оставив ничего взамен?

– Разрешите идти?– Конопатов воспользовался растерянностью женщины и взял под козырек, аккуратно выудив из рук Вали смятую бумажку.

Почему так? Почему страна сама себя уничтожает? Почему умные думающие люди должны жить в страхе? Почему таких, как Роза Розенштайн и ее муж, ничего не замышляющих против советской власти, арестовывают?

Валя даже не заметила, что осталась на лестнице одна. В подъезде царила тишина. Жильцы переживали бурю, молясь лишь о том, чтобы следующими за кем придут стали не они. Коноваленко пошатнулась и схватилась за перила. Идти в магазин перехотелось. На сердце осталась лишь горькая пустота.

ГЛАВА 12

С трудом она поднялась, словно опущенная в воду, на свой этаж. Не с первого раза попала в замок ключом, чтобы отворить дверь. Руки дрожали и не слушались. Перед глазами стояла Роза с разбитым в кровь лицом в одном домашнем халате и исподнем, торчащим из-под него.

Что творится в её стране? Ради этого люди делали революцию, сменяли вождей? Это завещал великий Ленин, когда выступал на первом съезде? Ах, какое было прекрасное время! Какие планы строили люди! О чем думали? Что построят новую жизнь, где не будет угнетения, где не будет страха…А что теперь? Почему все настолько исказилось, что белое стало черным, а черное белым? Почему человек свободный не может говорить в полный голос о том, о чем он думает? Почему вокруг сплошная цензура? Почему ты выходишь из дома и беспрестанно оглядываешься, опасаясь, что вот-вот из-за угла появится «воронок», тебя погрузят в его всепоглощающее черное нутро, и ты просто исчезнешь по чьему-то навету? На судьбе твоих родственников поставят жирный нестираемый ничем крест, клеймо врага народа, а вместо тебя останется лишь скупая строчка приговора «десять лет без права переписки». Был человек и нет человека…За это ли боролись в далеком семнадцатом году их отцы и матери? Этого хотели? Или просто система изменилась, исказилась, сломалась?

Эти простые, но одновременно ужасные мысли, осознание своей жуткой беспомощности перед государственной машиной, поразили Валентину до глубины души. И то, что её муж причастен к этому, что с его попустительства все это происходит, вызвало в ней глубокую волну отвращения. К себе самой, к своему супругу, к их жизни, которая отдает приспособничеством…

– Валечка…– она не заметила, как Андрей зашел в комнату, его крепкие руки обняли ее за плечи, будто пытаясь вырвать из плена этих жутких мыслей. Она брезгливо повела телом, стряхивая их. А может этими самыми руками он только что привел в исполнение приговор доброй и милой семье Розенштайнов. Именно эти пальцы спустили курок.

Коноваленко заметил ее состояние. Они слишком долго прожили вместе, чтобы он не понимал свою жену. Андрей отстранился и присел напротив на корточки. Взял её руки в свои холодные ладони и посмотрел в глаза.

– Я сегодня решил освободиться пораньше,– сообщил он ей, глядя прямо в глаза,– пора и нам осмотреть город, в котором мы живем…Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться немного?

Валентина отстранилась, вставая с табуретки, высвободив свои ладони из его крепких пальцев. Обида от вчерашней ссоры, густо замешанная на сильном эмоциональном потрясении после ареста Розентшайнов, не давала ей находится с ним рядом.

– Что-то случилось?– встревоженно спросил он, твердо решивший помириться с супругой.

– Наших соседей арестовали!– преувеличенно спокойно сообщила Валя ему, отойдя к плите, сделав вид, что занимается готовкой, а на самом деле, лишь бессмысленно переставляя тарелки.

– Соседей?– нахмурился Андрей.– Это каких?

– Прекрасные милые люди,– нервно огрызнулась Валя, не глядя в его сторону,– семья Розенштайнов, Марк и Роза. Она домохозяйка, а он директор магазина.

– Странно…– нахмурился муж, поправляя форму.

– Еще как странно, Андрей!– воскликнула она, выронив одну из тарелок на пол. Фарфор с грохотом разлетелся на кусочки. Оба вздрогнули.– Они ничего не замышляли против советской власти! Ни-че-го! А под ордером на арест стояла твоя подпись…

– Знаешь, сколько таких ордеров мне приходится подписывать в день?– огрызнулся Коноваленко.

– И все эти люди виноваты?– повысила голос Валентина. Одиночество, разлука с сыном, разлад в семье, страх за свою жизнь смешались в одну гремучую смесь.

– Я не знаю....– растерянно пожал плечами Коноваленко.