Робин Мур - Человек семьи

Пат провел Руни в заднюю "личную" комнату и предложил ему стул. Из старого холодильника он достал две бутылки пепси-колы.

– Выпьете колы? – спросил Пат. – Мы тут не располагаем особыми средствами, поэтому больше ничего не могу предложить.

Руни с отвращением взглянул на примороженную бутылку:

– Прекрасно. Это будет прекрасно.

– О чем же вы хотели со мной поговорить?

– Ну и показуху вы тут развели, – заметил Руни.

Пат широко открыл глаза:

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду вашу показную бедность. У вас денег больше, чем у всех ваших противников, вместе взятых.

– Серьезно? Возможно, вам известно больше, чем мне. Но не обсуждать же мои финансы вы пришли сюда. Может, вы хотите предложить пожертвование?

– Вы знаете, ваш соперник Брайан хорошо проводит свою кампанию. Он много времени потратил на встречи с вашими друзьями на Статен-Айленде и пришел к выводу, что они не настолько единодушны, как вы думаете.

– Так ли это?

Руни достал сложенный листок бумаги.

– Думаю, вы не откажетесь посмотреть на результаты нашего опроса. Как видите, вас признают шестьдесят процентов, а Брайана – восемьдесят, и, согласно этим цифрам, он должен обогнать вас с пятипроцентным преимуществом по голосам.

Пат равнодушно посмотрел на бумажку:

– Ну, исходя из этого, я должен снять свою кандидатуру, верно?

Руни впервые улыбнулся:

– В этом и состоит вся идея.

– Не понимаю, что мне это даст.

– Кое-что может дать.

– Как это?

– Ну, вы знаете, мэр уже давно недоволен работой Департамента полиции.

– Еще бы я этого не знал.

– Нам нужен человек, который сможет уменьшить преступность. На посту комиссара полиции нужен профессионал, но у нас всегда были политики на этом посту.

– Звучит неплохо. Я всегда выступал за это.

– Комиссар полиции – это важный человек в Нью-Йорке, и его работа распространяется на весь город, а не на один маленький район. О нем, по меньшей мере раз в неделю, пишут в газетах.

– Похоже, восхитительная работа.

– Мэр считает, что вы идеально подходите для этой работы.

– Я польщен, – ответил Пат. – Если я провалюсь на выборах, то, разумеется, рассмотрю предложение мэра.

– Оно сохраняется, только если вы не будете участвовать в выборах. К тому времени, когда они пройдут, мэр, конечно, уже найдет человека на это место.

– Понимаю, – сказал Пат. – Дайте мне подумать.

Он отпил пепси-колы:

– Ну, я подумал, и вы можете сказать мэру, чтобы он шел к чертям собачьим.

– Вы совершаете ошибку. У мэра еще достаточно власти. Если он решит на вас напереть, он вас раздавит.

– Он так не решит. Возможно, у него даже появится желание мне помочь. Он вряд ли захочет, чтобы запись нашего разговора, которую я только что сделал, была опубликована. Дело выглядит так, как будто бы он пытается меня подкупить, не так ли? До свидания.

Для начинающего политика Пат неплохо разбирался в политических играх.

В 11.30 вечера перед выборами Пату в Ривердейл позвонил Том Беркхолдер – теперь сержант-детектив Отдела убийств.

– Слушай, Пат, не знаю, интересует ли тебя это, но мы взяли типа, который убил эту Фогель в Вилледже. И он не черный, как мы думали, он белый. Какой-то псих. Он жил в одном доме с ней.

Пат молча переваривал информацию.

– Это тощий парень с той же площадки? – затем спросил он.

– Да, именно.

– Ты никому еще ничего не сообщал – ни в газеты, никому?

– Господи, нет! Мы его только что взяли. Он приставал к девочкам на игровой площадке, и мы привезли его сюда. Поговорили с ним немного. Понимаешь, что я имею в виду?

– Да.

– И он сразу же завопил, что это он сделал все с Фогель. Я знал, что тебя это интересует, и позвонил тебе. Ведь я тебе кое-чем обязан.

– Ты уже подключил местного прокурора?

– Нет.

– Тогда хорошо. Пока ничего не делай. Задержи все на полчаса. Я тебе позвоню.

– Конечно. Он никуда не денется в таком виде.

– Ладно. Я позвоню.

Открыв ящик ночного столика, Пат достал черную записную книжку, с которой никогда не расставался. Он набрал номер, и ему ответил сонный голос.

– Привет. Это Арнольд? – спросил Пат.

– Да?

– Это Пат. Пат Конте.

Голос повеселел:

– А, да, Пат. Чем обязан?

– Ты знаешь круглосуточное кафе, где мы иногда встречаемся?

– Да.

– Я хочу, чтобы ты шел туда и ждал. Я позвоню тебе туда через полчаса.

– Ладно. Дай мне хоть штаны надеть.

– Будь там через полчаса. Это важно.

Через полчаса Пат набрал номер из телефонной будки на Бродвее:

– Арни?

– Именно.

– Слушай. Отдел убийств нашел парня, который признался в убийстве Фогель.

– Серьезно?

– Не знаю, сделал он это или нет, но не думаю, что надо сообщать об этом публике. Судя по тому, что я слышал и видел, он – явный псих. Думаю, нам следует надолго засунуть его в Рокленд для обследования его умственных способностей. Мы можем закрыть дело, но мы не должны никому ничего об этом говорить, по крайней мере до выборов, это уж точно.

– И что я должен делать?

– Я хочу, чтобы ты направил туда "скорую помощь" для психов с соответствующими инструкциями. Понимаешь? Я не хочу, чтобы было предъявлено обвинение. Я хочу, чтобы его держали на обследовании и чтобы никто об этом не знал.

– Ясно. Но в чем суть дела?

– Я считаю, что если мы обнародуем эти новости прямо сейчас, то это будет иметь нежелательные последствия.

– Ладно. Полагаю, ты знаешь, что делаешь.

– И еще, Арни. Тебе от этого вреда не будет. Ты знаешь, что я пройду на выборах.

– Знаю, знаю.

– Отлично. Имей это в виду.

Разговор на этом закончился.

В день выборов – в первый вторник ноября – все букмекеры предлагали бесплатные ставки тем, кто придет голосовать. Это происходило только в районах, поддерживающих Конте. К часу дня стало ясно, что Пат и Партия защиты граждан победили, обставив всех на тридцать пять тысяч голосов.

Пат стоял, счастливо улыбаясь, в увешанном флагами вестибюле здания на Гранд-стрит, пожимал руки, целовался и пил вино, держа руку на напряженной талии своей жены Конни.

– Мне хотелось бы поблагодарить всех вас, – говорил Пат, – за огромную работу по проведению предвыборной кампании от себя лично и от моей прекрасной жены Конни, которая помогла мне провести эту кампанию, отвлекшись от своей важной работы с умственно отсталыми детьми. Еще раз благодарю вас и клянусь, что сделаю все для того, чтобы наши улицы стали безопасными для нас и для наших детей. В Вашингтоне я буду говорить от имени всех вас!

Констанца, автоматически улыбаясь, одобрила взрыв аплодисментов, затем повернулась к мужу и зашептала:

– Ты – сукин сын! Ты даже ничего не сказал о собственном ребенке!

Глаза ее были наполнены слезами.