Владислав Лесков - Война Симакова

Демин кивнул соглашаясь.

– Здесь, на флангах поставим две сорокапятки, отсекать пехоту.

Он провел красным карандашом две коротких линии.

Быков перевел взгляд с карты на Демина.

– Уяснил где? – спросил он.

Демин кивнул.

– Еще бы, пару пулеметов для страховки, – добавил Демин.

– Где ж я тебе пулеметы возьму сейчас?

– Можно у соседей одолжить, пока время есть.

– Время пока есть, – пояснил Быков.

Но ты пока позиции устраивай, а будут пулеметы или нет… сам знаешь что.

– Знаю, – недовольно буркнул Демин.

Разрешите исполнять?

– Валяй! – Быков махнул рукой.

– Старшина! – крикнул Быков бойцу, примостившемуся на лафете ЗИС-2.

– Дуй сюда, потом накуришься!

Старшина бросил недокуренную самокрутку на землю, и притоптал ее носком сапога.

– Уже иду! – выкрикнул он.

– Ты вот что, сопли-то не жуй старшина, копайте траншеи, маскируйте позиции.

Быков показал на коридор между речкой и холмом.

– Прямо здесь, как по шоссе, попрут.

– Я все пять орудий поставлю на расстоянии 100 метров друг от друга, местность вроде позволяет, – заметил старшина.

– Местность позволяет, – согласился с ним Быков. Если не выстоим, – добавил он, – то позади резервный танковый корпус. Правда, у него другие задачи, но в случае чего, дыру заткнем. Но, лучше бы нам, старшина, выстоять! – Быков положил старшине руку на плечо.

– Ефимыч, мы многое пережили, нужен еще рывок. Последний рывок, возможно, – горестно добавил Быков.

– Выдержим! – отрезал старшина, под Сталинградом выдержали, а здесь уж тем более.

Быков кивнул головой:

– Окапывайтесь, маскируй и корми людей.

– А где Демин будет? – поинтересовался старшина.

– На флангах, – ответил Быков.

Разведка донесла, что будет одна, может две, а может и три пехотных дивизии. Именно на этом участке.

– Что-то слишком много, – угрюмо ответил старшина.

– Так, они нас здесь не ждут, – улыбнулся Быков.

Они в тыл к нашим частям собрались, а мы им тут дорожку-то и заткнем.

Тягачи, взревев, тронули в обратный путь.

– Боеприпасы к вечеру доставим на полуторке! – крикнул усатый солдатик.

Демин поднял два пальца вверх.

– Две полуторки! – крикнул он в ответ.

– Если надо и три привезем! – добавил солдатик.

– Три? – переспросил Быков.

– Три! – подтвердил солдатик.

– Годится! – кивнул Быков.

Вези три полуторки.

Солдатик покачал головой и захлопнул дверку кабины.

Едва тягачи уехали, к Быкову подскочил Демин с докладом.

– Расчеты окопались, замаскировались, ждем дальнейших приказаний! – отрапортовал Демин, приложив руку к пилотке с красной звездой.

– Вольно, лейтенант!

– Отдыхайте сегодня, Сережа! – по-домашнему сказал Быков. Пусть солдаты поедят сегодня хорошо. Водки немного дай, может в последний раз, – капитан погрустнел.

– Сделаю, – кивнул Демин.

– Костры не жечь, – предупредил Быков.

Нас нет здесь. Пусть фрицы так думают. Завтра на рассвете, их разведка обязательно заявится. Огонь не открывать. Пусть едут, пока на нас не наткнутся.

– Я думаю, они не поедут, – пояснил Демин.

– Это отчего же не поедут? – спросил, щурясь на солнце Быков.

– Ну, а зачем им ехать? – усмехнулся Демин.

С биноклем понаблюдают, и обратно к своим рванут.

– Так и сидите тише травы, – добавил к его словам Быков. Нам главное не обнаружить себя раньше времени.

Демин кивнул:

– Оно верно. Постараемся товарищ капитан.

Война для Тимофея Симакова случилась, как-то неожиданно. Не то, чтобы провокации, они и так происходили на границе почти ежедневно. То обстреляют наряд на посту, то саму заставу из минометов. К этому всему пограничники стали потихоньку привыкать. Настоящая же война пришла со свистом 50 килограммовых бомб пикировщиков Юнкерс-87 по казармам пограничных застав и домам гражданских. Бомбили нещадно, словно хотели, напрочь, стереть любую мысль, что можно сопротивляться и бить врага.

Тимофей очнулся от боли. Вокруг дымящихся развалин казарм еще плотно висела белая пылевая завеса. Он уцелел, но взрывной волной его отбросило в одну из воронок. Правая рука словно отсохла. По голове на лоб стекала тонкая струйка бурой крови. Вокруг не было ничего, кроме хаоса. И среди не прекращающейся канонады вдали, он вдруг услышал человеческий голос. Но это не был голос командиров или боевых товарищей. Передовые части немцев прочесывали развалины уже бывших пограничных застав, добивали раненных красноармейцев, весело гогоча. Голос приближающегося к нему врага, заставил Симакова глубже зарыться в песок воронки и тихо лежать, чтобы не привлекать внимание врага. Он просто притворился мертвым. Это сработало. Немцы, куражась шальными очередями автоматов, прошли мимо воронки, в которой он лежал. Лежать пришлось, пока не стемнеет. Передовые немецкие части ушли вглубь территории СССР. Тимофей выполз из воронки и дополз по-пластунски до ближайших кустов. Там он смог отдышаться, стряхнуть с головы песок. Застава еще дымилась развалинами. Газоны и клумбы, что они всем личным составом пограничной заставы так заботливо обихаживали, были изрезаны глубокими следами транспортеров и легких танков. На востоке гулко грохотало. Тимофей перевел дух. Значит, наши еще сопротивлялись. Значит, немцы не так далеко продвинулись. Значит, есть еще надежда. Надежда, что наши бойцы опрокинут и сомнут врага и погонят его с нашей земли.

Куда теперь, мозг лихорадочно искал варианты. Заставы больше нет. Значит на восток.

К своим.

Внезапно над его головой щелкнул затвор и гнусавый голос прошипел:

– Русс, кончай притворяться!

Хальт!

Тимофея вытянули за гимнастерку из воронки и поставили на колени. Удар приклада в голову опрокинул его на траву.

Штатлаг N 25 располагался в низине у поросшей травой речушки. Справа от колючей проволоки, в одном километре, стояла сожженная проходящими частями вермахта деревушка. Из окон, наспех сколоченных деревянных бараков, были хорошо заметны покосившиеся печные трубы. Лагерь был перевалочным на пути в другой лагерь военнопленных, потому долго здесь не задерживались. Кормили помоями, варившимися в списанной полевой кухне. По прибытии в лагерь, военнопленные проходили сортировку. Политработников и евреев сразу отделяли от основной массы и увозили куда-то на крытом грузовике.

Другие же, оставшиеся в живых, покорно ожидали своей участи, промерзая до костей в холодных бараках.

Начальник лагеря, полковник Август Шильке, не смотря на свой чин в СС, был довольно сентиментальным служакой. Избиения в лагере не практиковались, как и расстрелы. Главная цель лагеря была фильтрация военнопленных красноармейцев на пригодность к дальнейшей работе в Рейхе.