Леонид Словин - Цапля ловит рыбу

«Интересная манера общения, — подумал он сквозь сон. — Каждый участник по очереди показывает заранее подготовленный моноспектакль. Единственное неудобство: всякий раз необходимо либо готовить новый репертуар, либо менять зрителей…»

Поезд съемочной группы стоял на обычном месте — короткий, точно обрубленный. По соседним путям до самых пакгаузов тянулись отцепки вагонов, поданные под выгрузку.

Денисова ждали. На платформе с «лихтвагеном» томился бритоголовый.

— Он там, в купе, — Эргашев успел основательно продрогнуть. В одной руке у него была сигарета, другой придерживал полы чапана. — Парень этот больше молчит, но, по-моему, он все знает.

Они вошли в вагон. Свет в коридоре едва горел. Наступая на тянувшиеся по проходу провода, прошли по составу.

— Сюда!

Купе Жанзакова было открыто. Еще из коридора Денисов увидел похожую на Лайзу Миннели актрису, соседку Жанзакова по вагону, проводницу, ассистента режиссера и еще одного человека, которого Денисов видел впервые. Рядом, у окна, стоял неновый, потрепаный кейс.

— Это Сабира. — Бритоголовый протиснулся за Денисовым, актриса и ассистент по реквизиту сразу поднялись.

— Не будем мешать…

Вслед за ними, болезненно ступая, потянулась проводница.

Человек, доставивший кейс, — невидный, с корявой бородкой, молча рассматривал эстамп на стене; держался он ненавязчиво — ждал, пока к нему обратятся.

Денисов первым прервал молчание:

— Как вас зовут?

— Лаву. Виктор Лаву.

— Денисов. Старший оперуполномоченный. — Он не спешил открывать «дипломат», знал: ничего особенного быть в нем не должно. Иначе бы уже разнеслось.

— Работаете?

— Макетчиком на киностудии.

— Москвич?

— Прописан в Строгино.

— А живете?

— Жил в Переделкино, снимал комнату.

— А сейчас?

— Сейчас опять в Строгино.

— Давно у вас? — Денисов показал на «дипломат».

— Недели три.

— Жанзаков оставил его вам, когда жили еще в Переделкино?

— Да.

— А сегодня? Кто-то посоветовал отвезти сюда, в поезд? Сказал, что Жанзаков исчез?

— Одна женщина, вместе работаем. Актриса. Сейчас ее нет в Москве.

Денисов кивнул.

«Жанна…»

Он был благодарен кокетливой женщине в легкомысленно надвинутой на лоб шляпке, которая нашла время и способ помочь в розыске своего приятеля и единомышленника.

— Она мне передала через наших ребят. Ей кто-то сказал, что Сабир оставил у меня кейс с книгами.

Макетчик замолчал, продолжал рассматривать натюрморт. Он не спешил.

Денисов только мельком глянул на желтую, прозрачную, как янтарь, селедку, рассыпчатый картофель на блюде.

— Давно знакомы с Жанзаковым?

— В общем, да.

— Виделись часто?

— Не очень. В последний раз в начале марта.

Необременительность, которую Денисов в нем отметил, имела и обратную сторону. Денисов представил этот характер: «Одни хвастают тем, что знают. Другие — знают, но молчат, пока их об этом не спросят, и в этом видят особый шик!»

— Как он занес вам кейс? Как было дело?

— Сабир куда-то собирался ехать, шел мимо дачи.

— Один?

— С Камалом.

Макетчик поправил куртку, сшитую скорее всего им самим, — добротную, с верхом из шелка, похожего на парашютный.

— Камал тоже заходил? — Обо всем следовало самому тут же и недвусмысленно спрашивать.

— Он ждал у калитки.

— Вы разговаривали? Может, речь шла об отъезде Жанзакова?

— Он ничего не говорил.

— И где сейчас находится…

— Не имею понятия. Камал, Эркабай… Они — большие друзья, могут знать. — Лаву взглянул на Эргашева. Бритоголовый по другую сторону стола сидел молча; казалось, он даже не шевелится, чтобы не мешать разговору.

— Где они могут быть?

— Этого я тоже не знаю.

— Встречали Камала потом?

— Нет.

— А Эркабая?

— Тоже. Последний раз я видел Эркабая и его маму в феврале, в Москве.

— Он собирался лететь вместе с Сабиром Жанзаковым?

— Да. В Ухту.

Лаву снова обернулся к натюрморту, но что-то на столе привлекало его внимание. Денисов окинул взглядом стол: «Серебряный столовый прибор. Книги. Африканская статуэтка из дерева — подарок Терезы…»

Взгляд упал на грубый, кустарной работы колоколец. Он показал на него макетчику.

— Приходилось держать в руках?

Лаву кивнул:

— Это от Эркабая.

— Давно с ним знакомы?

— Увидел их обоих на дипломном фильме Сабира. На «Ремонте». Сабир пригласил Эркабая и Камала на главные роли… — Макетчик объяснил: — Люди необычные, наделенные сильным биополем. Это его привлекло. Когда мы узнали, что в фильме будут сниматься супермены, группа сбежалась смотреть… Я, правда, был на съемках недолго. Уехал в Дубулты на семинар начинающих.

— Вы тоже занимаетесь творчеством?

— Кинодраматург.

— В разговоре наступил перерыв.

Денисов открыл «дипломат». Как он и предполагал, ничего особенного внутри действительно не оказалось. Несколько популярных брошюр, книга…

Денисов аккуратно перелистал брошюры — ничто в них не привлекло его внимания.

Книга оказалась сугубо медицинской — наставление, посвященное иглотерапии.

На рисунках, диаграммах были отмечены тысячи внешне ничем не примечательных точек человеческого тела, влияющих на самочувствие и лечение. Вся первая глава была испещрена заметками — Жанзаков или кто-то другой читавший обводил карандашом заинтересовавшие его места.

Денисов обратил внимание на одно из них:

«В древнекитайской культуре чи — жизненная энергия, в древнеиндийской философии это — прана — универсальная энергия…»

Страница была заложена листком бумаги со строчками, отпечатанными на машинке:

«…Мастера дзен пинают и бьют своих учеников. Они выбрасывают их из окон домов. Иногда они прыгают на них. Но надо всегда помнить: они не гневаются, , это тоже часть их сочувствия…»

Последнее слово можно было разобрать лишь с трудом — каретка, по-видимому, остановилась, несколько букв пробили одно и то же место.

«Страницу заменили, эта осталась недопечатанной».

Денисов вернулся к абзацу о жизненной энергии, дочитал до конца:

« По древневосточным представлениям они обитают как в макрокосмосе, так и в микрокосмосе: чи — как внешняя (в природе), так и внутренняя чи — в человеке ». Цитата была густо обведена красным.

Лаву невозмутимо следил, как Денисов читает, он наверняка знал о содержании кейса.

«То, о чем говорил на даче у Милы Аристархов».

В жизни Сабир оказался сложнее, чем представлялся поклонникам, знавшим лишь один — верхний слой его бытия.

Несколько минут сидели молча; ни Лаву, ни бритоголовый не рискнули нарушить тишину.

Денисов постарался вспомнить точнее разговор на даче.