Дмитрий Потехин - Болван

Глухово

Каждое лето Коля Чайкин вместе с семьей ездил на дачу в Глухово. А, впрочем, эту историю, наверное, следует начать не с него…

Следует, выйдя из калитки Колиной дачи, пройтись по главной улице, где с одной стороны – сетчатые и дощатые ограды с облепиховыми зарослями и канавами, а с другой тянется насколько хватает взгляда обширный скошенный луг. Раньше этот луг цвел густым морем колосящейся травы, ромашек, иван-чая и желтоглазой полыни, но потом его начали застраивать дачами. Теперь от былого раздолья мало что осталось.

Каменистая дорога бежит все дальше. Мимо крохотного магазинчика, где дачные ребятишки покупают мороженное, а мужчины выпивку. Мимо давным-давно, еще в незапамятные времена закрытой, облупившейся сторожки. До огромного чугунного шлагбаума, похожего на колодезного журавля.

Потом дорога, пробежав еще сотню метров прямо, сворачивает на запад, мимо размалеванного ругательствами непонятно кому и зачем нужного складского ангара. Переходя в пыльно-серую, растрескавшуюся асфальтовую полосу, устремляется под гору. Катиться по такой дороге вниз на велосипеде одно удовольствие.

А дорога мчится и мчится, рассекая пространство лугов, мимо обступивших ее вереницей берез и лип, мимо колышущихся трав и звенящих полчищ кузнечиков.

Внизу, там, где даже в самые ясные дни, кажется, всегда пролегает прохладная тень, путника ждет Т-образный перекресток.

Справа – бурые кирпичные руины (там по ночам любят собираться и жечь костры загородные неформалы). Церковь, построенная еще при царе-горохе и разрушенная так давно, что никто уже не помнит, как она выглядела. В километре от нее близ перелеска едва заметно светлеют кресты далекого кладбища.

Слева – тоже руины. Бледное трехэтажное здание. Когда-то пионерлагерь, а теперь груда щебня в четырех стенах. За руинами магазин, у которого иногда останавливаются едущие из Глухово машины дачников.

За толстым мертвым остовом дерева, разинувшим навстречу путникам корявое дупло, вниз по склону спускаются две узенькие, страшно крутые тропинки, по которым без подготовки скатиться кубарем немудрено. Самая крутая и длинная уходит к роднику, а та, что полегче и покороче ведет к реке.

Среди дачников даже пятилетний ребенок знает этот путь. Знает, каково сидеть на кустистой траве у самого края откоса и глядеть на ползущую вдали в диковатых ивовых дебрях бронзово-зеленую реку. Любоваться раскинувшимися на том берегу необъятными лугами, опоясанными на горизонте сумрачной кромкой леса. Нигде больше не сыщешь такого неба. Нигде еще не увидишь льющие далеко-далеко из грозовых туч призрачной стеною дожди и проступающую в небе нежную двойную улыбку радуги.

Где-то там над рекой летают чернокрылые стрекозы и ласточки, цветут хрупкие огненно-желтые кувшинки и тянутся по течению космы подводной травы, словно волосы таинственных русалок.

Новый кореш

Он никогда не видел этой красоты. Его дом стоял на берегу реки, обнесенный кирпичной стеной с тяжелыми металлическими воротами.

Утром, выйдя во двор в мятых спортивных трусах, он не без гордости разглядывал свои внушительные владения: трехэтажный кирпичный дом, похожий на средневековый замок с узкими арочными окнами, декоративными башенками и даже неким подобием зубчатой крепостной стены. Никакого единого стиля здесь, конечно же, не было. Впрочем, пять лет назад никто не заморачивался такими мелочами. Строили все, что в голову взбредет. Архитекторы были только рады воплощать самые дикие задумки своих богатых хозяев.

Чуть поодаль – дом для гостей в два этажа, построенный уже четко в английском стиле. За ним – роскошная, позолоченная солнцем бревенчатая баня с бассейном прямо у порога. Посреди газона двое таджиков или узбеков мостили пол будущей шашлычной беседки.

Подышав полной грудью, пощупав шрам от пули на левом боку, он возвращался в дом, пил кофе с коньяком, и, потыкав толстым пальцем кнопки мобильника, беседовал с Сашком, Жекой, Каленым или Каримом о насущных делах: распределении братков по точкам, графике поборов, деталях предстоящей сделки, стрелки или банкета.

После этого он зажигал свой широченный корейский телевизор и мял пальцем без особой цели кнопки пульта. Потом вставал, без охоты работал на тренажерах. Звонил врачу по самой главной проблеме. Снова выходил подышать. Окунался в бассейн. Возвращался в дом, через силу читал Дина Кунца. Обедал.

Далее обычно следовали какие-то немногочисленные дела, требовавшие его личного присутствия. Тогда он садился в свой иссиня-черный, сверкающий серебристой пылью «Вольво» с тонированными стеклами и выезжал на дорогу.

Его громадный автомобиль несся мимо мелких, тихоходных, жавшихся к обочинам «Жигулей», «Волг», «Запорожцев», внутри которых сидели обладатели белых панамок и очков в толстых оправах. Куры, завидевшие коршуна.

Ему нравилось невзначай нагонять испуг. Это был его величайший талант еще со школьной парты. Вторым была, как ему хотелось думать, сила и жесткость характера. Третьим – хитрость, которую он развил в армии и считал проявлением своего незаурядного ума.

В тот день его «Вольво» остановился у покосившейся ограды старого деревянного, побитого временем как сухарь, но все-таки пока еще дома. Точивший на крыльце ножи старый еврей с полуседой бороденкой некоторое время хмуро глазел на машину, поблескивая стеклами очков. Потом судорожно поднялся и, нервно отряхиваясь и кашляя в кулак, пошел отворять калитку.

– Толя… здрасьте!

– Здоров.

– Идемте. Щас я вам чайку сделаю, – старик заковылял в дом.

– Какой чаек, жара!

– А… и правда. Пива холодненького? Ой да – вы же за рулем…

– Пива можно.

Дома старик достал из дребезжащего «Юрюзаня» зеленую бутылку и, пшикнув, налил «Толе» в граненый стакан ледяного светлого.

– Небось, надеешься, что я от твоего пивка в дерево вмажусь? – он ехидно подмигнул хозяину жестоким бесцветным глазом. – А, Михал Моисеич?

– И в мыслях такого не было, – Моисеич категорично, даже оскорбленно помотал головой. – Что вы наговариваете! Вы человек приличный, я вас знаю давным-давно…

Толян осушил стакан и отвалился на скрипучую спинку стула.

– Так че у тебя там?

– Скинхеды… – удрученно вздохнул Моисеич, опустив глаза. – Все, что было на складе… все… все сожгли. Фургон разбили…

– Тебя мусора предупреждали, что так будет?

– Хех… предупреждали! Они и сами-то…

– Ну предупреждали или нет?

– Да.

– Ну вот. Ты думал с тобой будут шутки шутить? Думал, как при совке у бога за пазухой поставишь в подвале швейный комбинат – тяп-ляп и хата под Сочи?