Виталий Трандульский - Ночь непуганых идиотов. Часть 2. Пятнистый Арлекин

Мнение окружающих кардинально изменилось, когда новенький снял очки и надел перчатки. С первых секунд стало ясно, что занимается он не первый год. Окучивая меня с разных сторон хлёсткими и техничными ударами, двигался он словно угорь, которого было невозможно поймать. Меняя стойку то на правостороннюю, то на левостороннюю, Елисей был абсолютно неуязвим для моих атак и выпадов. Поединок, который поначалу предполагался как урок для зелёного юнца, стал напоминать экзекуцию, для самонадеянного болвана, даже несмотря на то, что я был тяжелее его килограммов на пятнадцать.

Пасовать я, конечно, не собирался, но, когда через пять минут тренер остановил спарринг, был очень доволен. Елисея все поздравляли и хвалили, мы пожали друг другу руки и разошлись, но часом позже встретились в раздевалке.

–Здорово ты меня сегодня отделал— Дружественно похвалил его я.

–Ты тоже отлично боксируешь, просто я не удобен для тебя, потому мы и в разных категориях.

– Неудобен, это верно подмечено, я так и не понял правша ты или левша.

–Я амбидекстр. Одинаково владею и правой, и левой. В этом и есть моё преимущество. Если бы у меня не было таких способностей, ты бы меня точно положил сегодня.

Елисей оказался весьма приятным парнем и мы, разговорившись, решили пропустить по кружечке пива в ближайшем кафе. Я вдруг почувствовал, что полностью поглощённый своим делом, за последние четыре месяца почти ни с кем не разговаривал по-товарищески. Всё время что-то выясняя, дознаваясь, я совершенно перестал относиться к людям как к друзьям. Подобная одержимость испугала меня, и выпивка по этому поводу пришлась как нельзя кстати. Я жадно поглощал холодную, пенную жидкость, сбрасывая своё напряжение, а мой новый товарищ не желая отставать, довольно быстро набрался.

– Не видел раньше тебя в этом зале? – Желая узнать о Елисее больше начал я.

–Да – с досадой вывез он. – До этого я занимался в клубе Алекс Фитнес, но сломал одному парню челюсть и мне запретили приходить, сказав, что с психами не работают.

Совершенно не посчитав его психом, я сочувственно ему улыбнулся – Ты не похож на психа, но и на боксёра тоже. Чем занимаешься, Елисей?

– Не поверишь – сказал он так, словно проглотил мухомор – я искусствовед.

– Братан, а почему так обречённо, по-моему, отличная профессия, особенно в этом городе.

– Да потому что в этой, как ты выразился, профессии, мне неприятно буквально всё. Мой батя был капитан милиции, тогда это ведомство ещё так называлось, и я мечтал пойти по его стопам. – О, это был отличный мужик, реальный геркулес, под два метра ростом. Настоящий образец доблести и чести.

–Был? – Почувствовав ноты грусти в рассказе Елисея, переспросил я.

– Да был. Когда мне только исполнилось тринадцать лет отец погиб в перестрелке с бандитами. Человека, который мне служил образцом буквально во всём, не стало. Я рвался повторить путь своего отца, но характера для этого не хватило.

Он отхлебнул сразу пол кружки и продолжил. – Моя мама, Агнесса Львовна Авруцкая, ведущий искусствовед в Эрмитаже, просто наотрез была против моей службы в милиции. Она говорила, что с моей горячностью я обязательно тоже погибну, и она останется одна, на старости лет. «Убей меня, лучше сразу!» – цитировал Елисей свою мать.

– Мне пришлось уступить ей. Все мечты и убеждения пошли прахом. Вместо школы милиции я пошёл в академию Штиглица, где когда-то училась моя мама. И вот теперь я искусствовед, хотя всё меня в этой профессии бесит. Мать считает, что скоро я успокоюсь, а потом ещё и спасибо ей скажу, но пока мне всё больше тошно от происходящего. Она даже орден отцовский от меня прячет, чтобы лишний раз не напоминать, кем он был. Дома все фотографии его в штатском и не одной в форме. Ты думаешь, она бокс мой одобряет? – хрена там, я даже это от неё скрывать должен, чтобы она лишний раз за сердце не хваталась.

Пить у Елисея получалось хуже, чем боксировать, и через час наших посиделок, его рассказ стал больше напоминать пьяный базар, в котором парламентарные выражения он умело, перемежал с нецензурными словами, которым отдавал предпочтение. Я уже начал опасаться, что нас скоро выгонят, но и Елисей тоже понял, что пора закруглятся.

Мы вышли на воздух и мирно побрели по улице в сторону метро. Мой новый приятель ещё не растратил свой пыл и продолжал жаловаться. – Если бы ты знал, как мне надоели эти живописцы, картины, эпохи там разные. Скучно как в склепе. Мама говорит, что я должен научиться черпать энергию от живописи, чувствовать каждую картину, разговаривать с ними. Возможно, искусствоведы по призванию так и делают, но если заниматься этим из-под палки, то о какой энергии, на хрен, может идти речь.

Мы расстались ближе к вечеру и, отправив Елисея домой, я снова вернулся к своим мыслям. Было непонятно, за что браться теперь: искать водонапорную вышку, малиновые розы, белые смокинги? В областном городе, где проживало почти шесть миллионов человек, это было всё равно, что искать иголку в стоге сена. Появилось странное чувство, что ответ совсем рядом и вдобавок он как-то связан с моим новым приятелем.

–Да нет, чем может быть полезен в моём деле искусствовед!?-

–В том чёртовом замке искусство приобретало бесовский характер. Там были только те демонические рисунки с черепами и сиськами. Разве там могла бы оказаться стоящая, знаменитая картина?

–СТОП!!!– Меня как обухом по голове ударило.

Глава четвёртая.

Союзник.

Вечером того же дня обложившись словарями и журналами про искусство я тщательно пытался вспомнить. Когда я был там, после раунда Чёрная Мамба, мне презентовали картину известного художника. Может эта картинам выведет меня на организацию, которая придумала рулетку смерти. – Но как звали того художника? Я должен вспомнить, прошло не так много времени, я должен вспомнить.

Я пересмотрел сотни статей и фотографий, прочёл про множество живописцев, и только глубокой ночью в одной статье под названием, «смерть в Венеции», нашёл нужную фамилию. – Ну, конечно – Парис Бардоне.

На следующий день вместо бокса я попросил Елисея о помощи. Мы устроились в том же самом кафе, пообещав хозяину, что на этот раз шуметь не будем. Его знания для меня были просто находка, но с чего было начать, как было объяснить ему, зачем нужна эта информация. На любителя живописи я никак не смахивал, и Елисей задал логичный вопрос.

–Очевидно, что у тебя неприятности, но я не смогу быть полезен, если ты мне не доверишься. Зачем тебе Парис Бардоне?

Лукавить и юлить было бесполезно. Я стал одержим своей идеей, чтобы притворятся перед человеком, который согласился помочь, Елисею надо было рассказать всё.

Осушив бутылку «Белуги» мы уже два часа разговаривали, о моём приключении и вот я почувствовал, что у меня появился союзник. Глаза Елисея загорелись, его лицо приобрело такое воодушевление, словно ему предложили дело, о котором он мечтал всю жизнь. Парень проглатывал каждое моё слово и периодически вскакивал со стула и выкрикивал. – Иди на хрен, неужели так и было? – Я уже начал соглашаться с его мамой в том, что мой новый друг настоящий сорвиголова. Была опаска, что с его горячностью он может больше навредить делу, нежели помочь, но я уже практически всё ему выложил и заднюю врубать было поздно.