Владимир Чванов - Сенсаций не будет

Когда он пребывал в хорошем настроении, он рассказывал совсем не о себе, а о лихих ребятах, с которыми подружился в колонии, говорил о смелых налетах, дерзких кражах, о порядках и законах дружбы этих смелых и решительных ребят, верных товарищей, которые называли себя ворами.

– Я тоже вор в «законе», – скромно потупясь, говорил Шамиль.

Вернувшись из колонии, Шамиль вел загадочную жизнь: куда-то исчезал, встречался с незнакомыми парнями старше его. Иногда во дворе пел под гитару трогательные песни.

Особенно Генке запомнилась одна, про то, как два верных друга бежали по осенней тундре из Воркуты.

«Мать об этом узнает, – пелось в этой песне, – и тихонько заплачет: у всех дети как дети…»

Мать свою Генка любил, и песня про бедную мать, которая плачет, леденила душу, и на глаза навертывались слезы. И еще Генка ценил мужскую дружбу и верность, поэтому ему нравились те ребята, про которых пел и рассказывал Шамиль.

Смуглолицый, с зубами из нержавейки, Шамиль производил впечатление. Его нагловатая поза, дерзкий разговор вперемежку с малопонятными хлесткими словечками, постоянная готовность вступиться за своих ребят сделали Шамиля «законодателем» в переулке.

К Генке Крюку Шамиль присматривался давно.

Особенно нравилось ему то, что Генка дрался отчаянно. Себя не жалел, сдачи давал даже тем, кто сильнее. Охотников ссориться с Генкой становилось все меньше и меньше. За ним укрепилась слава надежного и бесстрашного друга. И Шамиль подтверждал: «Генка – малый что надо. Кремень. Не подведет».

Шамиль рассказывал много веселых историй. По его рассказам получалось так, что смелыми и справедливыми всегда оказывались воры, а несправедливыми – милиционеры, судьи и прокуроры…

Генка, бывало, и не соглашался с Шамилем. Иногда спорил.

– Разве обмануть, украсть, удрать с места драки – это честно? – спрашивал он.

– Жизни не знаешь, – серьезно объяснял Шамиль. – Обманывать дураков. Украсть – поделиться. Не обеднеют. А насчет драк говорить нечего. Если нравится – подставляй бока. Конечно, кто что любит. Самое главное, – просвещал Шамиль, – не обижаться друг на друга. Раз он тебе друг, не жадничай – поделись с другом; не ябедничай на друга – это самое поганое, что может быть…

Конечно, обижаться, жадничать, врать и ябедничать подло, Генка сам против этого.

Шамиль в переулке устраивал ребятам свои экзамены. Изобьет одного, просто так, из-за мелочи: не обижайся – я тебе друг. Не жадничай – поделись деньгами. А если нет, должен достать. Ведь достанешь не кому-нибудь, а другу.

Не ври, что не можешь, это нетрудно, да и дело не в деньгах, а в отношении. Избави бог, не вздумай рассказать, что я просил тебя это сделать.

Тех, кто нарушал эти «законы», Шамиль избивал здорово. Делал это он ловко. И все приговаривал: «Не позорь дружбу и нашу компанию. У нас все для всех».

Шамиль не жадничал. Когда появлялись у него деньги, он ходил с ребятами в парк ЦДСА и угощал их, не скупясь.

Поначалу Генка сомневался в правоте законов Шамиля.

Он говорил об этом с ребятами. Но ребята молчали. Некоторые подозревали: испытывает, мол, чтоб потом передать Шамилю.

Один раз попало и Генке за то, что слишком долго выяснял с ребятами суть «законов» Шамиля.

– Разве это справедливо? – возмущался он. – Ябед слушаешь. Ябедам веришь и друга бьешь. Кто же тебе друг?

Шамиль ухмыльнулся.

– Э, Крюк! Не ябеды мне говорят. Это дело наше общее. Я о каждом из вас думаю, а о тебе особенно.

– Мне твоей заботы, Шамиль, не нужно. У самого голова.

Шамиль внимательно посмотрел на него.

– Вспомни «Уран». Может быть, и разберемся, что к чему. A! Милиция и так, наверное, ищет.

Генка понял, на что намекал Шамиль. Он два раза ходил с ребятами к кинотеатру «Уран» – отнимать у незнакомых мальчишек деньги. Получалось просто и легко.

Громко смеясь, они окружали чужого паренька, дружески похлопывая по спине, обнимали и вытаскивали из карманов деньги и авторучки. Это Шамиль здорово придумал!

Кто из взрослых прохожих заподозрит недоброе? Знакомого, видно, встретили. Только смеяться надо погромче да толкаться. Все сойдет гладко.

Денег попадалось немного, к тому же половину брал себе Шамиль – «за консультацию и передачу опыта». За авторучки он ругал, ломал их и выбрасывал: «С ними попасться можно».

– Ты, Шамиль, меня «Ураном» не пугай, – сказал Генка. – Я деньги не отнимал. Стоял только.

– Вот этого «только» и достаточно, мой хороший, – пропел Шамиль. – В этом деле ты соучастник. А соучастник отвечает на равных. Брал, не брал – не важно. Главное, что были вместе. Хватит, чтоб срок схлопотать. А насчет обиды забудь…

Шамиль стоял под боковым навесом у цирка и разговаривал с дядей Петей Червонцем, взрослым вором, получившим такую кличку потому, что его уже осуждали на десять лет.

– Парень-то верный? – спросил Червонец, пряча сигарету в кулак.

– Хлопец что надо.

– А пойдет?

– Я с ним пойду, – ответил Шамиль.

– Смотри не промахнись.

Дядя Петя явно нервничал. А нервничать было из-за чего.

Два дня назад на одном из складов дядя Петя с грузчиками украл тонну кровельного железа. Спрятать пришлось в ненадежном месте, и теперь следовало все железо перевезти за город.

Для этого дяде Пете нужны были путевые листы на грузовую машину. Их он решил украсть на автобазе, что у Минаевского рынка. Сложность задуманной операции заключалась в том, что листы хранились в железном ящике, который и решили незаметно вынести из конторы.

Сам дядя Петя лезть в контору боялся: не хотел получать второй «червонец». Он убедил Шамиля, что путевые листы – дело плевое, не по его масштабам. Шамиль же получит свою долю. С кем он поделится, Червонца не волнует. А Шамиль решил поделиться с Крюком.

– Ну, я пойду потихоньку, – сказал Червонец, – буду ждать в ресторане «Нарва». Договаривайся и топай ко мне. Там обмозгуем еще раз.

Когда Генка подошел к условленному месту, Шамиль стоял один, подняв воротник пальто.

– Что задержался?

– Философа учили. Стойкий парень.

– Кончай эти драки. Они доведут. За хулиганку посадят. Пора настоящим делом заняться.

– Каким еще делом?

– Не спеши. Завтра утречком забегай, подъедем к ребятам в Рощу, там и поговорим. В Марьиной роще народ попроще…

Утром Генка проснулся сразу. В голубом небе ярко светило солнце. Наскоро перекусив и схватив портфель с учебниками, Генка выбежал из дому, но в школу не пошел. Сразу – к Шамилю.

Шамиль расщедрился: поехали на такси до Шереметевской улицы и скоро уже были в Марьиной роще. Расплатившись, свернули в один из проездов и проходными дворами подошли к одноэтажному деревянному дому. Их встретили трое парней.

В прокуренной комнате с розовыми грязными обоями было душно. Старший – лет двадцати, с золотым зубом и латунным перстнем на безымянном пальце. Второй – помоложе, крепкий и высокий, с острым взглядом и резким голосом, у него была черная, ровно подстриженная челка. И самый младший – Сынок.