Алексей Анатольев - Дедушка на золотой цепочке

Троица носилась туда-сюда не покладая рук и ног по всем объектам, добиваясь пуска водоснабжения и электроэнергии, а также начала работы гостиницы, где им пришлось заночевать для проверки готовности всех гостиничных служб. И, как оказалось, ночёвка была не лишней: из гостиничных кранов потекло нечто в горячем и холодном виде, совершенно и видом, и запахом не похожее на водопроводную воду (воздержимся от сравнений). Оказалось, не подключены уже установленные мощные фильтры. Сергей даже охрип от перебранки с директором, который ранее был почему-то уверен, что очистка воды не нужна.

Но все трудности более-менее преодолены. Налажено сложное электронное оборудование. Завезено сырьё. Все номера гостиницы «Алмаз» готовы для принятия гостей, если кому-либо понадобится отоспаться после банкета. Всем работникам завода выданы новенькие белоснежные комбинезоны. С самого начала было решено сделать упор на белый цвет как символ чистоты в прямом и переносном смысле. Оборудование на заводе тоже белое, всё сияет чистотой. Изображение и звук поступают на пульт охраны со всех помещений завода. Троица ещё раз всё внимательно осмотрела. Павел вдруг спросил:

– Не кажется ли вам, что мы что-то забыли?

– Паша, ты чё? Мы ведь сверились по тому огромному списку, который ты сам не раз дополнял! Не может быть, чтобы забыли. Веня, ты согласен со мной?

– Ладно, потом узнаем, что добавить и что убавить. Усилим охрану и возвращаемся в Москву, а завтра вернёмся сюда вместе с иностранцами.

– Кстати, – вспомнил Венедикт, – большая группа журналистов во главе с Анастасией уже разместилась в Серебряных Прудах и готова приехать сюда. А помог нам в их размещении тот самый местный богач и владелец земельных угодий Марлен Арутюнян, невиновность которого усердно отстаивала Анастасия. И ведь отстояла в конечном счёте!

– Я бы не сказал, что отстояла! Три года условно – это не оправдание.

– Серж, ему ведь светила десятка в колонии строгого режима! А теперь он предоставил для размещения журналистов свои нехилые хоромы в Серебряных Прудах и тихо отсиживается в рублёвском особняке с известной певичкой, исполняющей пошлятину. Пользоваться теми хоромами он просил и всех нас, и думаю, что мы туда отправимся после банкета. На завтрашней церемонии открытия Марлена не будет, так удобнее и ему, и нам.

Венедикт хотел ещё добавить, что старший брат Марлена, недавно умерший из-за цирроза печени, стал их первым заказчиком на превращение в искусственный алмаз, но передумал, опасаясь порицания многочисленной родни.

Вечером того же дня трое уже были в Москве. По дороге Сергей вдруг очень отчётливо, до мелких деталей вспомнил, как в студенческие годы их курс на полмесяца отправили дождливой осенью в какой-то убогий совхоз на уборку картошки, как они мёрзли в хлипких домиках, предназначенных для жаркого лета, как разогревались водкой. Он рассказал всё Венедикту и Павлу. Венедикт сразу спросил:

– А совхозишко тот случайно не имени ли Крупской был?

– Точно, имени той самой сучки рыжего сифилитика! А ты, Венька, откуда знаешь?

– Да от сестры Лионеллы, она тоже туда ездила.

– Постой, дай сообразить! Твоя Лионелла, насколько я помню, окончила консерваторию по классу скрипки!

– Ну и что с того? Ты хочешь сказать, что скрипка и уборка картофеля несовместимы? А товарищ Гришин, первый секретарь Московского горкома, так не считал! И консерваторским руководителям, пришедшим к нему с надеждой отмены срыва занятий, он сразу осадил словами: «Никому не позволено охаивать линию партии». Представляешь, какой подонок! Лионелла потом ещё лечила кисти рук и явно недолечила. Да ещё и к водке в совхозе пристрастилась! Ну, от водки её быстро вылечили, а вот с руками сложнее. Лечение в Москве оказалось бесполезным, а вот на Кавминводах грязи помогли. Она потом выступала с оркестром и где-то премию отхватила. До сих пор играет, но теперь больше на рояле.

– Веня, я был недавно удивлён тем, что в Питере кондитерская фабрика по-прежнему имени Крупской. Подумать только, шоколадное производство и Крупская! Каким боком?

– И не такое при коммуняках бывало. Ну что, снова пообедаем в Коломне?

Вечером они приехали в Москву. Сразу же предупредили иностранцев, что завтра утром выезд из отеля в 9.00 и потом вылет вертолётом. Своих жён решили отправить присоединённым к электричке «Москва-Серебряные Пруды» спецвагоном, а оттуда вертолётом прямо к новому кластеру.

Следующий день оказался для всех переполненным эмоциями. От автора ждут словечка «волнительный», но ему оно ненавистно, поэтому выразимся по-старому: день был волнующим. Все благополучно добрались от столицы до площади перед заводом, где только за час до церемонии открытия уложили плитку. Вместе с иностранцами облачились в белоснежные комбинезоны и осмотрели завод. Анастасия и ещё довольно большая группа телевизионщиков разных каналов повсюду их сопровождала. Потом все собрались у заводского пульта управления. Каждый из троих положил по пальцу на кнопку пуска оборудования, после чего все они дружно сказали одно слово:

– Поехали!

Нехватки сырья на заводе не было. Ещё до пуска было решено, что сырьё будет открытым и закрытым. К закрытому отнесли, понятное дело, человеческие трупы. К открытому – умерших животных и птиц. Например, на завод в закрытом контейнере привезли останки слона из цирка. Бедное животное страдало от ряда болезней, затруднивших его участие в выступлениях, отчего пребывало в бессрочном отпуске для лечения. Однако лечение старичку не помогло, и слон ушёл в мир иной. Хорошо, что случилось это ночью. Для кремации в хитроумной печи слоновью тушу пришлось расчленять. Работы по расчленению с самого начала решили вести в противогазах.

Из слона получилось столько брильянтов, что выполнили заказы цирковой труппы и телевизионщиков. Анастасия обзавелась красивым колье и ещё перстнем, другой перстень изготовили для её дочери. Потом поступил крупный заказ из собачьего питомника в связи с громким уголовным делом о добавке сильнодействующего яда в корм. Породистых ризеншнауцеров и доберманов хватило на множество перстней и колье.

– Я бы и отравителей пустил на брильянты! – негодовал любитель животных Венедикт.

– Не кипятись, им впаяли немалые сроки! У нас перепроизводство породистых собак, – ответил ему Павел. – Доберманы и ризеншнауцеры не лучшие породы. Серёга, помнишь того добермана с его хозяйкой, который тебя в детстве покусал?

– Не люблю вспоминать такое! – недовольно ответил Сергей.

Без излишнего шума и при полном отсутствии освещения этого в СМИ заработало исследовательское производство, где всё контролировал Павел. Он даже снял недалеко дом для их семьи, чтобы не тратить время на поездки в Москву и обратно. Но его жена Иоланта была ярой противницей жизни вне Москвы, и Павла в том доме навещали по выходным сын Виталий с женой Виолеттой и их детьми Алексеем и Полиной. Руководствуясь правилом «свято место пусто не бывает», в доме Павла как-то неожиданно капитально устроилась защитившая под его руководством кандидатскую диссертацию крепкая и розовощёкая Евгения, активно включившаяся, помимо обслуживания Павла в постели, в исследовательскую работу и доказавшая свою способность генерировать интересные и иногда даже продуктивные идеи, за что её все ценили. Алексей и Полина, принадлежащие к той же возрастной категории, что и Евгения, восприняли её спокойно, матери ничего не говорили, а между собой шутили, что «мама доиграется до того, что сама на алмаз пойдёт». В их словах было немало пророческого: Иоланта, оставшись без мужа, привыкла к ежевечерним посиделкам на диване перед огромнейшим телеэкраном с непременными атрибутами нездорового времяпровождения типа дорогих сигарет и элитного виски. Но когда однажды дочь сказала матери, что та рискует лишиться их отца, поскольку теряет, как выразилась Полина, товарный вид, Иоланта потом долго изучала себя в зеркале, после чего ввела ограничения: в день не более одной сигареты и одного стакана виски с кока-колой и льдом. Так она продержалась целых два месяца, после чего квоты возросли вдвое. Павел всё молча подмечал.