Ростислав Самбук - Нувориш

– Я обрисовал вашу деятельность, так сказать, в общих чертах. Но ответьте мне прежде всего: сможете ли вы найти с десяток надежных парней? Без предрассудков. Согласных на все и владеющих оружием?

«Рэкет… – поморщился Иван Павлович. – Так оно и есть: вульгарный рэкет, а мне казалось, что он – человек с размахом».

Гримаса на лице Луганского не осталась незамеченной Петром Петровичем.

– Вас это не устраивает?

– Почему же? Ребята найдутся, но заниматься рэкетом…

– Плохого вы мнения обо мне. – Черты лица у Петра Петровича как бы стали тверже. – Я хочу предложить вам настоящее мужское дело.

«Вот и приехали», – сообразил наконец Иван Павлович и ему вдруг стало тошно и страшно. Ведь парней, умеющих стрелять, используют однозначно. Он это знал хорошо, да и кому, если не ему, это знать? Выходит – банда. И он, подполковник государственной безопасности, во главе ее. Невероятно: он, всю свою жизнь посвятивший борьбе с бандитизмом…

«Нет, – решил Иван Павлович, – этому не бывать. Никогда! Не бывать – и все. Не могу же я стать оборотнем».

«А если ты просто испугался, подполковник? – мелькнула иная мысль. – Ведь теперь, если клюнешь на предложение Петра Петровича, попрешь против всей государственной машины, а она все еще могущественна».

Конечно, могущественна, хоть и не такая, как лет пять-шесть назад. Тогда, куда не ткнешь пальцем, всюду были их люди, из организаций, учреждений, заводов поступала информация, прослушивалось черт его знает сколько телефонов – существовала целая телефонная служба, не говоря уже об информаторах. Штатных и внештатных. Тысячи и тысячи: рабочие, механизаторы, бригадиры, писатели, врачи, художники, музыканты, колхозники… Куда ни глянь – свой человек, ну, кое-кому платили, но преимущественно люди «стучали» добровольно, некоторые с удовольствием, стараясь опередить друг друга, лишь бы хоть как-то засвидетельствовать свою преданность партии, хоть немного прислужиться ей, чтобы органы знали: кто-кто, а я никогда не предам… И куда это все делось? Где те райские времена?

Правда, Луганский знал: развалилось еще не все, и сейчас остались информаторы, не порвавшие с их службой, «стучат», как и раньше, с удовольствием, рассчитывая на благодарность, и большей частью не напрасно, поскольку их парафия еще не утратила авторитет и по возможности поддерживает и защищает своих людей.

Иван Павлович с сомнением покачал головой.

– Такое неожиданное предложение… – начал уклончиво.

– Неожиданное, – согласился Петр Петрович. – Но, насколько мне известно, вы не трус, а моральные аспекты вас не очень обременяют. Давайте ставить точки над i. Если вы, конечно, не против продолжения нашего разговора.

«Пошел бы ты ко всем чертям, – сердито подумал Луганский. – И послал бы я тебя сразу далеко-далеко, если бы не те ежегодные десять тысяч. Кто еще мне заплатит такие деньги? Не наша же жалкая нынче служба! Была-не была, – решил вдруг, – следует соглашаться, но прежде уточнить все детали. Этот жох может и облапошить…»

– Не против, – заявил Иван Павлович.

Петр Петрович сплел пальцы, хрустнул суставами и сказал на удивление спокойно:

– Итак, в бирюльки играть вас не приглашаю. Парни с автоматами станут играть совсем в другие игры.

– Это само собой разумеется, однако хотелось бы детально…

– Вы знаете, сколько грузов перевозят наши родные железные дороги?

«Ну вот, теперь все понятно». – Иван Павлович хлебнул уже остывшего кофе и спросил:

– Помогать железнодорожникам разгружать вагоны?

– Шефская солидарность… – хохотнул Петр Петрович. – Однако железнодорожники могут почему-то сопротивляться.

– Именно потому вы хотите вооружить моих парней?

– Автоматами Калашникова, – уточнил хозяин. Луганский округлил глаза.

– Солидно, даже очень.

– Десяток «Калашниковых» уже имеем.

– Откуда, если не секрет?

– Секрет, – отрубил Петр Петрович. – Да и зачем вам все знать?

Иван Павлович задумался.

– Хорошо, – согласился, – мы поможем железнодорожникам в их многотрудной деятельности по части разгрузки вагонов и контейнеров. Но учитываете ли вы фактор времени? Каждая минута будет на счету. Необходимы грузовые машины – раз. Дальше: где вы собираетесь перепрятывать… – хотел сказать «награбленное», но язык не повернулся, произнес: – товар? Не в этой же квартире?

– У вас будет четко определен район действий, – сухо объяснил Петр Петрович. – От станции Лижин до Ребровицы и немного дальше. Неподалеку живут надежные люди. Получите адреса и фамилии. Ваша задача – работать быстро и без шума.

Иван Павлович, хоть и редко курил, взял еще сигарету, несколько раз затянулся и молвил раздумчиво:

– Ну, хорошо… Представим однако такую ситуацию: мы блокируем, например, Ребровицу. Открываем вагоны или контейнеры, а там – ничего стоящего, ерунда всякая. Вагон, скажем, шифера или стекловаты. В гробу я видел ту стекловату…

– Чтобы избежать такого, мы должны иметь на товарной станции своего человека. Информирующего нас о характере грузов и сообщающего номера вагонов и контейнеров. С особо ценными вещами.

– А у вас на станции такого кадра нет?

– Хотите, чтобы мед да еще и ложкой?

– Выходит, нет?

– Ищите сами, уважаемый. Как правило, на станциях работают весьма симпатичные девушки, и вашим парням следует раззнакомиться с ними. Девушки эти зарабатывают не так уж много и какой-то самой смышленой несколько сотен тысяч не помешают.

– Не помешают, – согласился Иван Павлович. – Нынче деньги всему голова.

– Рад, что вы сумели оценить мое предложение. Проблем с увольнением из органов не будет?

– Демократы, мать их… – в сердцах пробурчал Луганский. Вот чего никак не мог представить, так это демократии среди чекистов. – Новое начальство спит и видит, как бы избавиться от меня. Но придется подыскать мне какую-то должность: бывший подполковник должен где-то служить.

– В свою контору не возьму, но в какое-то малое предприятие устрою.

Иван Павлович налил себе еще коньяку, хитро взглянул на Петра Петровича, плеснул и ему.

– Вряд ли Господь Бог благословил бы наш сговор, – сказал невесело, – ведь одна из первых заповедей – не укради.

– Бог-Богом, а люди-людьми. На то и даны заповеди, чтоб их нарушать. Кто из простых смертных не грешен? Нет таких. В конце концов, беру ваши грехи на себя.

– Чем значительно облегчите мою долю, – захохотал Иван Павлович. – Кстати, вы были в партии?

– Как все.

– А партия проповедовала атеизм. Сам Ленин утверждал: религия – опиум народа.

– Сейчас с Лениным не считаются, – покрутил головой Петр Петрович. – Не говоря уже о соратниках. В Москве вашего Джержинского с пьедестала скинули.