Андрей Воронин - Комбат. Между мертвым и живым

Или вот, к примеру, обои. Шелкография – оно всегда красиво. Но отечественная шелкография, как ни крути, здорово отличается от зарубежной. И отнюдь не в лучшую сторону. Так вот, обои в люксе были отечественными. Ну и ладно бы только их качество подвело. Так нет же, как назло, у дизайнера, оформлявшего этот люкс, максимум, что было по части профессионального оформления, – это курсы художников-оформителей. Высокие потолки, под три метра – а на обоях вертикальные полосы. Это, как говорится, обнять и плакать. Кажется, что комнаты – это поставленные на попа спичечные коробки.

С другой стороны, дареному коню в зубы не смотрят. Если бы не этот выигрыш, разве поехал бы Рублев в Сочи? Да вряд ли. И не оттого, что с деньгами проблемы, – нет. Просто лень уже как-то.

Борис сел в кресло, повернутое к окну. Из него прекрасно были видны кусок моря и небо. Сейчас оно было густо-фиолетовым с карамельно-розовыми переливами, размазанными по перистым облакам. Красиво и умиротворяюще.

А по морю неспешно тащится какая-то пассажирская посудина, расцвеченная, словно новогодняя елка. Наверное, круизный теплоход. Только не очень большой, не из тех, на которых вокруг Европы катаются. Так, что-то местное. Максимум из сопредельной Турции или Украины.

Мысли как-то сами собой соскочили на то, что вот плыл по этому морю много лет назад пароход с людьми, а потом рвануло в трюме, хлынула во все отсеки соленая вода – и началось страшное. И тонули даже те, кто, вполне возможно, умел плавать. А через пару дней после того – опять море, и не скажет никто, что тут люди гибли. Хотя, может, и скажет. Вон оперуполномоченный сказал, что трупы несколько дней выкидывало волнами.

Такой ход размышлений был совершенно не по душе Комбату. Но и поделать с собой тот не мог ничего. Ему, повоевавшему и в прошлом, и в нынешнем веке, не давало покоя ощущение своей причастности к потустороннему. Казалось, что этот матрос просто дышит Рублеву в спину. Борис открыл окно, впустив в номер тугую струю пахнущего йодом морского воздуха.

Полегчало.

Он включил телевизор, нашел бесхитростную комедию американского производства и сам не заметил, как заснул под немудреные шуточки героев.

Ночью в подвал спускался персонал гостиничной прачечной. Хотя персонал – это чересчур сильно сказано: здесь работало трое крепких выпивающих мужиков, коим совершенно не жаль было своих легких, на которые даже сквозь респираторы оказывал немалое воздействие едкий стиральный порошок. С другой стороны, зарплату эти трое получали, пожалуй, самую высокую из всего технического персонала.

Сегодня рабочие пришли явно навеселе. Их никто не укорял, более того – у остальных работников сама мысль о том, что надо идти туда, где сегодня умер человек, вызывала содрогание. А эти – ничего. Накатили граммов по двести на нос и довольны судьбой. Ну, по крайней мере, не жалуются.

– Во, блин! – почесал голову рабочий Иван. – Зацените, мужики, сколько они нам накидали грязного!

– Ничего себе, – критически посмотрел на груду белья другой рабочий – Тимофей. – Это надолго. Ой, блин! А тут вообще тюк заблеван!

Он пнул ногой тот самый тюк постельного белья, который сегодня послужил страховкой для перепуганной горничной.

– Его первым делом закинем, – ответил Иван. – Чтоб потом глаза не мозолил.

Они подняли сверток, подтащили к одной из трех стиральных машин. Она тускло отблескивала никелированным нутром барабана. Тимофей и Иван уже приготовились закидывать белье, как вдруг третий рабочий, Славик, остановил их:

– Погодите, я в нутро загляну. А то, чтоб не получилось, как месяц назад.

Месяц назад они не заметили шальную крысу, невесть откуда забравшуюся в подвал гостиницы, регулярно проходивший дератизацию, и решившую спрятаться от угрозы в барабане машины. Спрятаться-то ей удалось, а вот не быть разорванной в клочья, когда машину пустили, – нет. В результате белье отстирывалось еще три раза.

Славик залез по плечи в машину. И вдруг заорал так, что остальные двое подпрыгнули, словно укушенные. А тот, ударившись головой об обод барабана, метнулся прочь, в дальний угол подвала.

– Эй, что там? – перепуганно спросил Иван.

Славик, выплевывая куски нечленораздельных звуков, ткнул пальцем вначале в сторону машины, а потом стал чертить им у себя на груди горизонтальные полосы.

Тимофей, собравшись с духом, подошел к стиральной машине, засунул в нее руку. Пошарил немного и вытащил то, что так напугало Славика: драную матросскую тельняшку.

– Ни хрена себе! – вытаращил глаза Иван.

Тимофей, похоже, и сам был не рад собственной храбрости. Он держал тельняшку двумя пальцами и, казалось, разрывался между желанием бросить ее на пол и страхом этого не делать. Будто бы она может ожить и начать бесчинствовать.

– Это откуда? – пролепетал Иван.

– Из машины! – ответил Славик. Кажется, его ответ не получил душевного отзыва – уж слишком он напоминал шутку, а шутить сейчас не был настроен никто.

– Откуда оно там взялось? – раздраженно спросил Тимофей, опасливо приглядываясь к одежде.

Отвечать никому не хотелось. Казалось, скажи кто-то эти два страшных слова, и прямо здесь, посреди подвала, появится жуткая фигура в таком же рваном тельнике, сдвинутой на затылок бескозырке, может быть – перетянутая пулеметными лентами. Главное: у него не будет лица, а только скалящийся череп, обглоданный до белизны рыбами… Никто из фантазировавших рабочих не потрудился критически подойти к такому портрету. Оно и понятно – зло может быть карикатурным только до тех пор, пока не касается тебя. А вот после – оно может хоть в костюме божьей коровки прийти. Менее страшным оно не станет.

Тимофей донес тельняшку до гладильного стола, аккуратно положил, сделал несколько шагов назад. Нет, одежда дергаться не собиралась. И вообще, выглядела оскорбительно неопрятно для вещи, принадлежащей чуть ли не демону. Скорее ее мог бы носить портовый бомж.

– Вот как. Может, и правда матросик-то чудит? – Славик подошел к самому столу, наклонился к тельняшке, держа руки за спиной. – Воняет одежка-то.

– Чем воняет? – спросил Иван.

– А чем может у мертвого одежа вонять? Ясное дело, мертвечиной!

От тельняшки и в самом деле пованивало тухлятиной. Будто бы мясо в нее заворачивали, чтоб на опарыши класть. Так делают рыбаки. Берется кусок мяса, какого не жалко, да и выкладывается на тряпице на солнышко. Мухи это все дело оперативно загадят, а потом, как выведутся опарыши, мясо выкидывается, а наживка с тряпочкой – в банку. И вперед, на рыбалку.

– Что делать будем? – спросил Тимофей.

– Милицию звать! – решительно сказал Славик.

В холле, когда там появились рабочие с тельняшкой, началось только что не повальное бегство. Администраторша нырнула вниз под стойку, куривший охранник перекусил сигарету, двое посетителей отодвинулись подальше на всякий пожарный случай.