Фридрих Незнанский - Расчет пулей

Ошеломленная, в один из вечеров она прибежала к Галине Макаровне почаевничать. Квартирант куда-то отлучился, и они, каждая скрывая в душе свою тайну, принялись говорить обо всех новостях, не затрагивая самого важного и сокровенного, что случилось у них в жизни. Пересуды касались строительства новой дороги, которая обошла деревню, к великому сожалению всех ее жителей, а также засухи, которая вредно сказывалась на овощах и картошке. Но потом Верка, как-то тайно засветившись, сказала, что у нее задержка месячных уже на две недели. И теперь каждый день она просыпается со страхом, что это чудо пройдет. Потому что, в больницах говорили, для нее беременность невозможна.

— Чего же ты? Получается, с первого раза залетела? — недоверчиво спросила Галина Макаровна. — Так-то не бывает…

— Эка невидаль! — Верка отмахнулась с веселостью. — Чего тут мудреного? Зойка Поломошнова только потерлась возле Кольки Гульнова. Ничего он не сделал, а она забрюхатела. А твой-то квартирант — орел!

Галина Макаровна поджала губы, и непонятно было, одобряет ли она случившееся событие или осуждает Верку-минутку за легкомыслие.

— Правда, што ль, он водопровод тебе провел? — спросила она, хотя сама проходила и видела комья земли у разрытых траншей.

— Правда! — Верка наклонила голову, чтобы поближе видеть Макаровну. — И за все деньги платит! Деньги! Мужики по первому его слову бежать готовы. — Верка еще понизила голос: — А кто он? Кто у него в городе? Жена? Дети? Может, у него семеро по лавкам?

Галина Макаровна пожала плечами:

— А я почем знаю? Насчет «по лавкам» не похоже. Одинокий он…

— Вот и я так думаю! — вскинулась Верка. — По моему прикиду, также выходит. Никого у него нет.

Галина Макаровна опять испытующе глянула на нежданную гостью.

— Теперь что же? Замуж будешь проситься? — спросила она.

Верка вскинула темные густые ресницы к светлым тонким бровям:

— Если возьмет, пойду! Не возьмет — так пробуду… Только дитя я оставлю, чего бы ни стоило. Пусть одна, пусть нищая! Это же счастье! Доктора мне, вишь, твердо сказали: детей не будет. Не жди! А Бог услышал мои молитвы.

Потрепанное такси с московским номером остановилось на окраине Мытищ возле дома, наполовину сложенного из кирпичей, а наполовину из бревен. Коренастенький мужичок, по виду дачник, с круглой лысой головой и двумя пакетами в руках, уверенно прошел по тропинке между яблонями, поднялся на крыльцо.

Охранник, выдвинувшийся из темноты, уперся автоматным дулом ему в грудь. Коренастенький глухо сказал:

— Погода портится.

Это был пароль, охранник обмяк. Отодвинув ладонью дуло, коренастенький прошел в комнаты. Обнаженная девица, ничуть не смутившись, кинула на плечо полотенце и исчезла за дверью. В глубине комнаты с дивана поднялся Горбоносый. Лютый, недовольный взгляд его сменился подобострастным, когда он узнал вошедшего.

Такого еще не было, чтобы сам Гончар явился в дом! Заместитель начальника МУРа! Значит, случилось что-то неординарное. Девица, так и не надевшая ни одной тряпки, выглянула из-за двери, посмотрела на мужчин долгим зовущим взглядом. Но Горбоносый махнул рукой, и она исчезла.

Гончар выкинул на стол две бумаги. Горбоносый взял первую. Это был уже знакомый ему фоторобот Крепыша.

— Узнаешь? — зло прозвучал вопрос.

— Да. Мы всю Москву перевернули. Чтобы найти гаденыша. Как в воду канул!

— Нет, не в воду. — Гончар порвал листок с фотороботом, сложил бумажки в пепельницу и поджег. — Он здесь!

Гончар показал второй листок. Это была карта Ступинского района Подмосковья. Гончар ткнул пальцем в отмеченную деревеньку.

— Сегодня получили. По секретной связи.

Горбоносый разлил коньяк по рюмкам. Одну, испачканную помадой, взял себе. Чистую пододвинул гостю.

— Значит, завтра возьмем, — удовлетворенно произнес он.

— Завтра? — Гончар задел рюмку, и она разбилась. — Я для чего рискую? Немедленно! Сейчас! В прокуратуре есть «важняк» Турецкий.

— Слышал.

— Ему поручено дело об убийстве Викулова. Чуешь?

Горбоносый кивнул и тоже не стал пить.

— Он хотел рвануться сегодня, прямо из МУРа. Я насилу отговорил. Если только они с Грязновым не разыгрывали сцену, что вняли моему совету. А ты — завтра! Нет! Немедленно! Сейчас! И сам! Лично! И еще. В той деревне целую неделю пасется опер. Неизвестно, что он накопал. И его — тоже! Чтобы все дотла!

Из полукаменного дома вышел тот же дачник, сел в ожидавшее его такси и доехал до Кривоколенного переулка.

А из мытищинского дома через полчаса скользнула серая «тойота» с пятью вооруженными людьми и устремилась по Каширскому шоссе в сторону Ступина.

Турецкий не успел раздеться, как зазвонил телефон. Показалось, что характерный трезвон межгорода, но оказалось, опять Грязнов.

— Слушай! — загудел он. — Я подумал, что ты прав. Нельзя терять времени. И велел Гончару брать этого типа. Он уже звонил в Ступино.

— Думаешь, те справятся?

— Начальник там вяловат. Но в управлении есть хорошие ребята.

— А ты с кем говорил?

— С начальником.

— Вот то-то и оно!

— Ну ладно! Доверься мне…

— Хорошо. Еще одну мысль хочу с тобой застолбить, — сказал Турецкий.

— Слушаю внимательно.

— По моим расчетам, следующей жертвой «банковских» может стать директор банка «Эрмитаж» Виткевич Владимир Ильич, для точности.

— Откуда такая уверенность?

— Подробности при встрече.

— Значит, надо за ним пускать наружку?

— Думаю, да.

— Пятница на исходе. Если в понедельник?

— Может быть поздно. Если только я прав. Утром я буду у тебя.

— Договорились.

Шорох подъезжающей машины Крепыш различил сразу. И по отсутствию огней понял, что «надежные друзья» нашли и прибыли за ним. Он, как чувствовал, лег не раздеваясь и сразу, бесшумно поднявшись с постели, был готов к бою. Босиком, чтобы не шуметь, поднялся на чердак. Открыл подслеповатое окошко, которое смазал предварительно, чтобы не скрипело, и затаился. Первые выстрелы удобно было произвести сверху. Борцовская «тойота» была как на ладони.

«Они» всегда готовились капитально. Крепыш в этом не сомневался. Он подумал, что Лешка Щербатый обязательно будет вооружен автоматом. У этого амбала нервов нет. Он прошел Афган, попал к моджахедам в лапы. У него на спине уже начали вырезать ремень, когда свои ворвались в глиняную саклю и отбили его, истекающего кровью. С тех пор он не знал жалости. Когда пили до рассвета после удачных дел, становился злым и откровенным. «Для меня главное — приказ! — говорил он своим рокочущим басом. — Я убью всякого по приказу! Тебя! Тебя! И тебя!» — он указывал пальцем на других собутыльников, в том числе на Крепыша, которому первое время покровительствовал.