Фридрих Незнанский - Расчет пулей

Спрятавшись в ельнике, машины Горбоносого переждали, когда проедет наряд милиции. Телефон Горбоносого работал только на прием, и голос недавнего дачника, затянутого на этот раз в полковничий мундир, передавал ему точные координаты пути следования милицейского кортежа.

Дом Галины Макаровны уцелел. Когда милиция, уже никого не опасаясь, вошла на участок, слепящий свет фонарей выхватил распластанного на земле мужчину и ползающую вокруг него старуху.

Крепыш выглядел спокойным. Лицо после смерти обострилось, черты его сделались тоньше и беззащитнее. Теперь уже мать не могла обознаться и, ползая вокруг, обнимала сыновнее тело и повторяла беспрестанно:

— Алик!.. Алик!..

Результаты неудачного рейда в Ступинский район уже были известны, когда Турецкий приехал в МУР и поднялся к Грязнову.

Вячеслав Иванович встретил его с грустным видом. Махнув рукой, произнес:

— Стоило нам потянуть за нужную ниточку, как ее тут же оборвали.

Турецкий после утренней зарядки и двух чашек кофе чувствовал себя гораздо бодрее друга.

— Может быть, эта ниточка ничего бы и не дала, — ответил он. — Тот киллер мог и не вывести нас на след. Гораздо важнее сейчас другое.

— Что?

— Совпадение рейдов. «Банковских» наверняка кто-то предупредил. Они ведь не двигались, пока мы не получили шифровку из Ступина. Заслуга того старого опера, которого придется награждать посмертно. И тут же «банковские» сорвались с места. Они знали и о времени нашей акции. И убрались восвояси. Кто-то их информировал. И я тебе скажу…

Грязнов даже весь подался вперед, боясь пропустить слово.

— …какой-то милицейский чин, — спокойно закончил Турецкий.

На лице Грязнова выразилась досада. Он откинулся в кресле.

— Уф! Пинкертон… мать твою…

Турецкий закурил и некоторое время молчал, собираясь с мыслями.

— Ты не дослушал, — произнес он наконец. — Да, милицейский чин. Но где его искать? Пойдем простым логическим путем, как в известном фильме.

— Пойдем вместе, — согласился, пряча усмешку, Грязнов.

— Могли им сообщить из Ступина? — спросил Турецкий.

— Да, — согласился Грязнов.

— Нет! — сказал Турецкий. — Вряд ли… Тогда надо думать, что это всероссийская организация с разветвленной сетью агентов по всей стране. Такой вариант я исключаю. Скорее всего, предупредили местные осведомители. Московские. И следует искать их в недрах МУРа и прокуратуры. Значит, надо танцевать от печки: кто знал о донесении ступинского опера? Что делал каждый из них по часам и минутам?

По мере того как он говорил, огорченное лицо Грязнова вытягивалось, теряло грустное выражение, становилось тверже, суровее.

— Когда? — спросил он, когда Турецкий сделал паузу, чтобы закурить.

— Мне нужны эти сведения сегодня.

Грязнова буквально заколотило.

— Может быть, завтра утром? А? — попросил он. — Люди в разъездах. За ночь в Москве семь убийств и три изнасилования. Это не считая квартирных краж, драк и прочих мелких преступлений. Группы подростков схлестнулись у бара на Никитской. Покалечено несколько человек. Трое при смерти. Называется, выпили пивка.

Турецкий понял, что его приказной тон обидел товарища, начальника МУРа, и мысленно поругал себя. За важностью задач не надо забывать простых человеческих отношений. Он мягко сжал безвольно лежавшую на кресле руку приятеля и произнес просительным тоном:

— Сегодня, Слава! А в прокуратуре попробую деликатным образом разобраться сам. Пока мы не найдем предателя, или как сейчас их называют? Зарабатывающие господа? Мы будем проигрывать в сражениях с «банковскими». Как вышло в Ступинском районе. Согласен?

Грязнов мрачно кивнул.

Два самосвала, тяжело разворачиваясь, въезжали на дачный участок. Андрей Алексеевич Гончар в длинных футбольных трусах с вывалившимся голым животом бегал от одного к другому с хмурым видом и показывал, где следует разгружаться. Он каждый день думал о том, что самосвалы стоят бешеных денег. А еще нужны тракторы и подъемные краны. Мысленно он досадовал на жену, которая сперва внушила ему, что нужен двухэтажный коттедж, а потом ей взбрендило в голову достраивать третий этаж. А это значило, по существу, ломать уже построенное и возводить все заново. Стены, конечно, пригодились, но крышу и пристройки пришлось ломать. А если учесть, что на строительстве дома и благоустройстве участка работали еще шесть человек, то ежедневные затраты вырастали поистине в крокодильскую сумму, пожирали с необыкновенной быстротой все денежные запасы, и Андрей Алексеевич не успевал их восполнять. Хотя деньги текли немалые помимо зарплаты. И тоже каждый день. Игнатов следил за этим строго, так как львиная доля доставалась ему. К слову сказать, и то, что доходило до Андрея Алексеевича, оказывалось немалым. Он уговаривал жену Алену поездить на эти деньги по белу свету: на Канары или Сейшелы например, но Алена твердо сказала — дом!

Из пяти сестер, владевших деревенским «планом» после смерти родителей, Аленка выделялась своим умом и властностью. Остальные сестры выросли довольно блеклыми. А его Алена и черноброва, и фигуриста, словно других кровей. Андрей Алексеевич не усматривал в этом ничего удивительного. Мамаша жены — бабища поперек себя шире — в молодости была слаба на передок. Всей деревне известно. Может, другие сестры и от отца — колченогого доходяги. А его Алена не только красотой, но и умом взяла. Росла бедной деревенской девчонкой, а сейчас главный бухгалтер в одной из столичных фирм. А эта фирма чем только не зарабатывает! И все это проходит через Аленкины руки, превращается в стройные столбики цифр, в которых сам черт ногу сломит. Андрей Алексеевич, у которого с математикой всегда было плохо, очень уважал таланты жены. И все, что она говорила, старался выполнять. И это совсем его не тяготило. Она ведь и моложе. Отсюда и власть. Ее же была идея — после раздела имущества скупить земельные доли у сестер и сделаться хозяйкой большого участка. Землю она обеспечила. А его дело строить.

— Куда? Куда? Идиот! — заорал он, словно очнувшись. И побежал, тряся животом и размахивая руками. — Скотина!

Самосвал разворачивался в том месте, где Алена успела сделать огуречную грядку. Во всем повинуясь жене, Андрей Алексеевич с рабочими свирепствовал.

— Осел! Сказано было: сгружать в другом углу.

По мере того как росли стены, деревенские мужики, поглядывая в ту сторону, говорили недобро:

— Ворует! Откуда у майора милиции такие деньжищи?

Такие разговоры доходили до Андрея Алексеевича и были, естественно, неприятны. Тем более что он давно уже не майор, а полковник. Но народу почему-то запомнилось — майор.