Сергей Мартин - Кровавый Меркурий

–– Всё, Толя. До встречи.

–– Пока, Эд, – ответил Брянцев и отключил связь.

Тяжело вздохнув, он осторожно вывел машину со стоянки и не спеша повел её по узкому проезду к арке. Через минуту БМВ уже катил по вечерней улице, залитой ярко–жёлтым светом криптоновых фонарей. Головная боль почти утихла, но настроение всё равно было паршивым. Несмотря на обнадёживающие новости от компаньонов, Брянцева мучили тревожные предчувствия, но отступать уже было поздно. Он так был погружён в свои невесёлые мысли, что не заметил белую "девятку", сопровождающую его почти до самого дома. Она также свернула во двор, но остановилась в сотне метров, не доезжая до его подъезда.

Поднявшись на лифте и открыв дверь квартиры, Брянцев с порога учуял аппетитные запахи, доносящиеся из кухни. Там что–то шипело и шкварчало, звенела посуда и лилась вода из крана – это жена колдовала над ужином, поджидая его. Слабо улыбнувшись, Анатолий подумал: "Может, зря мы всё это затеяли? Вроде всё есть… Жена–красавица, дом – полная чаша, машина, дача… Что ещё дураку надо? Сам башку в петлю засунул, а ради чего? Да нет, Эдик прав, в этом беспределе жить невозможно, а чтобы выбраться отсюда, нужны большие деньги. Чёрт побери, есть за что рискнуть головой!"

Брянцев прошёл на кухню и с вымученной улыбкой поцеловал Наташу. Она заметила его состояние и с тревогой спросила:

–– Толя, ты болен?

–– Есть немного… Голова… – ответил он вяло. – Я, пожалуй, приму ванну. Устал что–то…

–– Тебе нужно хорошенько отдохнуть. С этим бизнесом ты скоро совсем загнёшься. Брось всё, и давай поедем куда–нибудь на пару недель. Можно слетать на Кипр или в Испанию. Да куда угодно, лишь бы ты перестал изводить себя делами.

–– Не получится, милая. На следующей неделе мне нужно быть в Москве, – мягко прервал её Брянцев. – А когда вернусь, обязательно поедем отдыхать, В самое лучшее место, какое только пожелаешь… Хорошо?

–– Ладно, ловлю тебя на слове… – улыбнулась Наташа. – Когда едешь?

–– Во вторник или в среду… Как получится. Так я в ванну?

–– Конечно иди, расслабься. Но не забудь про ужин. Я готовлю кое–что очень вкусненькое, – игриво сказала Наташа, подставляя щёку для благодарного поцелуя мужа.

Сутулясь, Брянцев вышел из кухни и направился в ванную комнату, думая о том, какая у него всё–таки замечательная жена. "Наташа достойна лучшей жизни, – решил он, наливая воду в джакузи. – Ради неё я пойду на любой риск…"

–– Толя, звони почаще. Я всегда так тревожусь за тебя, когда ты уезжаешь.

–– Хорошо, постараюсь… – Брянцев смущенно улыбнулся жене и порывисто прижал ее к себе, оставив на губах долгий и страстный поцелуй. – Я пошел… До свидания, Наташа.

–– До свидания, милый, – ответила она с грустью и сожалением.

Подхватив кейс и небольшой чемодан, Брянцев напоследок подмигнул ей шутливо и вышел в холл. Через мгновение хлопнула входная дверь, и Наташа подошла к окну. Внизу из подъезда вынырнула фигура мужа и заспешила к ожидающему такси. У машины он остановился и, взглянув на окно, помахал ей рукой. Она ответила тем же, наблюдая, как он садится рядом с водителем.

Машина отъехала, и тут Наташа заметила, как вслед за ней тотчас устремилась другая, стоявшая до этого в соседнем "кармане". Смутное тревожное предчувствие охватило её, и она проследила, как белая "девятка" скрылась под аркой, куда только что свернуло такси.

Этот факт сам по себе не был бы подозрительным, если бы не интуитивное ощущение чьего–то постоянного и пристального внимания к ним обоим, возникшее у неё с месяц назад. Она не решилась поделиться с мужем своими подозрениями, отнеся их на обычный женский страх, вызванный постоянными стрессами бытия, но теперь уже сожалела об этом. Теперь Наташа почти не сомневалась, что "девятка" последовала за такси отнюдь не случайно и что её страхи и подозрения всё же имели веские основания.

"Господи, какая же я дура! – подумала она. – Надо было сразу же сказать ему об этом… Я же совсем забыла, что мой муж – бизнесмен, а мы живем не на Западе, а в ублюдочной России. Это наверняка пасёт его "крыша"! Что им нужно от Толика?.. Господи, помоги ему! Сделай так, чтобы все было хорошо!"

Лёгкий полуденный бриз с запахом соли и йода игриво теребил листву виноградных лоз, увивающих обширную открытую веранду белоснежного особняка, почти полностью укрытого зеленью обширного парка. На веранде в глубоких плетёных креслах сидели трое мужчин и негромко вели беседу. Их суровые уже немолодые лица несли на себе отметины бурной и полной опасностей жизни, а виски, тронутые сединой, лишь подчёркивали облик умудрённых опытом ветеранов разведки. Все трое обладали огромной властью. С ней иногда не могла сравниться ни власть Премьера, ни тем более других министров и политиков, пусть даже самых популярных и влиятельных в стране.

Во многом это диктовалось тем, что со дня своего рождения страна оказалась в тисках непримиримых врагов и практически беспрерывно воевала с ними. Эта война не прекращалась ни на один день, даже когда руководители враждующих сторон блистали дружелюбными улыбками и жали друг другу руки перед объективами мировых СМИ, пытаясь заверить всех в искренности своих миролюбивых устремлений.

Трое мужчин, сидящих на веранде и потягивающих из запотевших бокалов охлажденные напитки, тоже были политиками, хотя публично и никогда не появлялись и не выступали. Оставаясь в тени, они влияли на политический курс и принятие решений правительством по самым важным вопросам, касающимся безопасности государства. Они были его всевидящими и всеслышащими глазами и ушами, его длинными руками, способными дотянуться до любой точки мира, чтобы вовремя подправить там ход событий в нужном для страны направлении или ликвидировать зарождающуюся угрозу. Зачастую они были и карающим мечом, настигающим и разящим врагов тогда, когда легальные способы их преследования не давали результата. Об их работе не знал почти никто, круг посвящённых был узок, но в их руках находились все рычаги управления одной из самых мощных и эффективных разведок мира, известной под названием "М…". Они редко собирались вместе, но дело, из–за которого они встретились сегодня, было чрезвычайной важности.

Вёл совещание самый старший из троих – небольшого роста плотный человек лет шестидесяти, с высоким лбом и редеющей, почти coвсем седой шевелюрой. Одет он был, как и двое его собеседников, в лёгкие светлые брюки и тенниску, а проницательные глаза скрывались за тонированными стеклами очков в тонкой золотой оправе. После небольшой вступительной речи он достал из коробки, лежащей на столе, сигару по прикуривал её, морща лоб и испытующе поглядывая на своих коллег, молчаливо размышляющих над сказанным. Наконец он откашлялся в кулак и сказал: