Андрей Воронин - Атаман. Черная месса

Вдали за речкой вдруг почудились силуэты двух коней – гнедого и вороного. Терпухин не сомневался, что это обман зрения – они на ферме, каждый в своем стойле. Уж теперь-то, чудом вернув свою собственность, Гребнев наверняка усилил охрану.

Свет снова включился, и ночной пейзаж за окном потонул в черноте. Но ненадолго – скоро выплыли первые приметы предместий большого города. Терпухин направился в тамбур – благо вещей у него не было, даже небольшой сумки.

Снова бросил дела, сорвался с места в поисках неприятностей на свою голову. Сколько еще протянется беспокойная его жизнь? Далеко ли в тумане будущего тот день, когда он сам откажется от атаманства или станичники подыщут ему замену? Может, для них гораздо полезней человек, который отгородит Орликовскую стеной от всех невзгод и напастей? Наплюет на проблемы за околицей и будет заботиться только о процветании и благоденствии своих земляков.

Обычно трупы жертв запоминались Терпу- хину. Вспоминались помимо желания, мерещились во сне. На этот раз вышло по-другому: в памяти не запечатлелось ни одно лицо. Застылые позы, раны с запекшейся кровью, раскиданное, не успевшее сгореть цветастое барахло. Но только не лица.

Людей в зале ожидания вокруг становилось все больше. Наполовину пассажиры, наполовину те, кто кормится за счет вокзала – менты, носильщики, таксисты, продавцы мелочовки. Пустоглазый тип торговал жетонами к игральным автоматам, неподвижный, как растение в кадке. Щуплая старушка коршуном высматривала пустую тару.

Наконец толпа достигла критической массы. Стоило здесь поискать цыганок и цыганят. Побродив по перрону, Юрий приметил молодую девушку с ребенком на руках. Ни длинной юбки, ни серег, ни платка на голове. Выкрасилась под блондинку, но цыганка в ней все равно просвечивает. Зашла в вагон электрички, будет милостыню просить от «головы» до «хвоста» поезда.

А вот впереди на перроне другая, постарше. Эта не скрывает своей цыганской сути. Медленно шествует в противоход людскому потоку, высматривает подходящие кандидатуры. Пусть сама обратится первой. Принять слегка рассеянный вид, нацепить безмятежную улыбку.

– Слышишь, красавец? Дай погадаю. Хочешь – по руке, хочешь – на картах. У меня карты особые, столетние.

В подтверждение своих слов цыганка достала замусоленную колоду. Атаман узнал карты Таро – размером покрупней игральных, без мастей, без обычного ряда от шестерки до туза. На каждой – символическая картинка. Смерть в виде скелета с косой, раскидистое дерево с яркими плодами.

– Чепуха, – весело ответил Терпухин. – Не верю я в гадание. Если б даже верил, тем более не захотел бы ничего знать.

– Не хочешь знать о себе – могу погадать на других. На мужчин или женщин, на друзей или врагов.

– Тебя как зовут?

– Софа.

– Меня Юра. Праздник нужен, Софа. Удача выпала, настроение второй день лучше некуда. А вокруг черт знает что – серые улицы, серые лица. Все деловые, все заняты по самое не могу. Решил вот заскочить сюда, в Ростов. Как-никак большой город, жизнь должна бить фонтаном. Может, подскажешь, где здесь душу отвести.

– Пойдем, красавец. Не люблю стоять на месте, – цыганка взяла Терпухина под руку.

Мягко, но властно увела его прочь с перрона, время от времени оглядываясь – нет ли конкурентов, желающих отбить добычу? Цыганок она не опасалась – свои никогда не испортят дело, не поломают из зависти игру. Но есть на вокзале много других любителей богатеньких и щедрых: картежники, проститутки, просто воры. И еще интеллигентные попрошайки – хорошо одетые люди среднего возраста. Любители тихо сокрушаться об украденных в чужом городе деньгах и документах – им всегда не хватает на обратный билет «совсем чуть-чуть».

– Какой тебе праздник нужен, красавец? Только намекни, а я уж подскажу.

– Умели ведь раньше цыгане потешить душу. Сплясать, спеть, приголубить. Говорят, в Москве и теперь есть кабак с цыганами на речном пароходе. Может, найдется у вас ресторанчик такого плана?

– Рано еще, красавец, в ресторанах гулять. Сейчас там одни уборщицы как сонные мухи ползают. Музыка, сам знаешь, только вечером. Только нет в ресторане настоящих цыган, одни ряженые. Разве сядет цыган на одном месте, чтобы каждый день на хозяина работать? Ни за какие деньги! А что теперь за деньги, даже в кармане не позвенишь.

– Это точно, – охотно согласился Атаман.

– Пойдем, я тебе помогу. Только позвоню предупредить. Нет при себе мобильника?

– Оставил дома. С этим мобильником, как на привязи. Всякий может тебя достать, нагрузить. Не хочу, чтобы меня грузили до конца недели.

– И правильно. Надо же человеку когда-нибудь отдохнуть.

Подойдя к телефону-автомату, цыганка сунула в прорезь тонкую шпильку и позвонила без карточки. Быстро заговорила на своем древнем языке, двигая начерненными бровями. В голосе звучала энергия убеждения. На этот раз она не была смягчена ласковыми интонациями, а изливалась бурно и энергично.

Скоро Юрий оказался в частном доме на окраине Ростова с покосившимся забором и заросшим травой участком. Большая лохматая собака непонятной породы гавкнула на незнакомца несколько раз, но не слишком злобно. На пороге Терпухина с распростертыми объятиями встретил пожилой цыган, его лохматые свалявшиеся кудри точь-в-точь напоминали шерсть дворовой собаки.

– Милости прошу. Дорогому гостю всегда рады.

Из прихожей из-за спины цыгана послышалось хоровое пение на три голоса.

– К нам приехал, к нам приехал наш Юрочка дорогой!

Здесь теснились три цыганки в возрасте от девичьего до сорока с лишним. Все три при полном марафете – кольца, серьги, смуглые руки с ярким лаком на ногтях, цветастые платья до пола.

Одна держала пластмассовый поднос с полным фужером. «Если и подсыплют какой порошок, то не в первую рюмку», – подумал Терпухин.

– Пей до дна, пей до дна! – из-за спины Атамана присоединились еще два голоса – Софы и кудлатого хозяина.

Опустошив в два глотка фужер, Терпухин почувствовал, как ледяная водка согревает пищевод и желудок.

У кудлатого в руках оказалась обшарпанная гитара с облезлыми переводными картинками. Он провел по струнам и защипнул последнюю. Крепко прижав пальцем лад на грифе, он будто старался вдавить струну в дерево, отчего высокая нота вибрировала и стонала.

«Быстро, однако, берут в оборот. Не размусоливают».

Кудлатый цыган взялся наигрывать несложную мелодию. Но со слухом у него было слабовато, бренчал кое-как.

– Есть не хочу, – предупредил Терпухин Софу. – С выпивкой тоже не гоните. Расскажите что-нибудь интересное, жизненное.

– Ох, красавец, – вдохнула Софа. – Жизненного вокруг столько: хоть стой, хоть падай.