Братья Швальнеры - Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела»

– Ты правда не понимаешь?

– Нет.

– Пять лет назад Карагеоргия защитили русские – и только потому, что султан был дружен с французами, они были заодно. А теперь нет. И если войско Наполеона ударит по России, она волей-неволей начнёт искать союзников, в том числе и здесь, где столько выходов к морю…

Мудрость Любицы меня поразила. Я не дошла бы до всех эти выводов, даже если бы от этого зависела моя жизнь.

– И ты думаешь, что им понадобятся турки?

– Им понадобится тот, кто сильнее и чья армия больше. А это турки.

– Они продадут нас ради турок?

– Нет, ради победы над Наполеоном. Султан прекрасно понимает, что это единственный способ возвратить власть над сербами. Хитрый турок, все они хитрые. Сегодня ты их враг, а завтра – незаметно для себя – уже друг. Наполеон ему больше не интересен, его вотчина – центр Европы. А вот у нас он всю жизнь чувствовал себя хозяином. Да и те, кто бежал из пашалыка – думаешь, говорят ему спасибо? А вот теперь скажут.

Я в ужасе рассказала Георгию об услышанном. Он усмехнулся:

– И зачем они всё это рассказали близкому мне человеку? Чтобы тот донёс мне?

– А он тебе говорил?

– Нет, но скажет ещё. Для чего им всё же так рисковать?

– Не знаю, Георгий, но люди зря не скажут.

– Слушала бы ты бабу поменьше. Её место на кухне, а не с мужем на коне. С ней и сама, глядишь, мной управлять станешь – а мне этого допустить никак нельзя.

Тем временем, как мы узнали позже, Милош Теодорович решил навестить своего брата и ему первому поведать о том, что услышал в Порте.

– И что ты хочешь сказать? – холодно спросил Милан.

– Что скоро тут будет новая власть, хотим мы этого или нет. Тебе надо бежать. Всех, кто участвовал в восстании и тем более командовал войсками, казнят.

– Георгий знает?

– Ещё нет, – помотал головой Милош. – Ты первый.

– Но почему? Он ведь вождь.

– А ты брат.

– Ты бежишь вместе со мной?

– Видишь ли, бегут все. Нам не впервой – мы отойдём, переждём какое-то время, а потом снова нанесём удар, как десять лет назад. Смысла оставаться здесь ни для кого нет, это будет значить бессмысленную гибель и плевок в лицо сербской независимости немытыми устами грязного султана. Решайся.

Следом отправился Милош к Георгию.

– Где ты был? – строго спросил вождь, едва тот шагнул за порог нашего дома.

– У брата.

– Что ты там делал? – голос его становился всё более грозным и решительным.

– Мы разговаривали.

– О том, что…

– …что турки снова планируют напасть на нас, когда Наполеон отвлечёт нападением Александра.

– Почему ты мне не сказал об этом?

– Ты сменишь гнев на милость, когда узнаешь, что брат, узнав об этом, решил сбежать.

Георгий забыл заданный ранее вопрос и словно вскипел.

– Ты что?! Откуда ты это знаешь?

– Он сам мне сказал. Орды турок движутся сюда, коль скоро русские войска решили оставить нас и дать отпор Франции!

– Но русские обещали нам…

– Когда опасность подходит к тебе лицом к лицу, любое, даже самое священное обещание, можно забыть. Разве в этом дело? Разве надо сейчас оглядываться назад и рассуждать о том, кто виноват?! Надо решать, что делать! Причём скорее. Решайся же, вождь.

Георгий опустил глаза. Я была охвачена ужасом, понимая, что должно произойти со дня на день.

Милош не давал ему как следует подумать:

– И что же? Что ты решил? Как по мне, так уходить нельзя. Уйдём сейчас – накликаем беду. Первый раз мы уходили от дахи, которые и числом и силой превосходили нас. Они были здесь как дома. А сейчас нам идти некуда и незачем. Мы должны дать отпор туркам. Уступим им свой дом – останемся каликами перехожими!

Милош говорил высокие слова, которые Георгий и сам любил, но сейчас было для этого не место и не время. Когда вождь произносил пламенные речи, он был уверен в своей правоте – им предшествовали часы и дни размышлений и рассуждений. Горячность в принятии решений, связанных с народной судьбой, была ему не свойственна. Тот же всё напирал. Дать сейчас слабину и сказать, что мудрее было бы всё же покинуть насиженные места, Георгий уже просто не мог – его же оружием Тодорович практически убил его.

– Ты прав, – тихо сказал он. – И когда же твой брат собирается покинуть Белград?

– Сегодня ночью. Разреши мне остановить его…

– Остановить?

– Тот, кто оставляет в такой час свою страну – предатель. Или ты считаешь иначе?

– Нет, но… всё же ночью дождись меня. Сам ничего не делай. Я хочу для начала поговорить с ним.

– О чём? Он давно знается с турками, ещё со времён дахии…

– Не спорь. Жди меня у его дома в два часа.

Тодорович ушёл. О том, что произошло в доме Милана Обреновича в ту ночь, я узнала от Любицы.

– Милан и не хотел уходить, метался. Потом они с Георгием стали говорить о том, что не смогут дать отпора туркам, если останутся здесь. Проще сначала уступить, собраться с силами – как это было в Сечу Кнезову, – а уж после нанести удар. Георгий почти согласился с ним, когда Милош выхватил нож и всадил его брату прям в сердце!..

Я вздрогнула.

– Откуда тебе это известно?

– Он сам рассказал мне об этом. Пришёл под утро пьян в стельку и признался.

– А что Георгий? Как он отреагировал? – зная вспыльчивый характер мужа, я больше боялась за его действия, чем за то, останемся мы или уйдём снова, как тогда, в 1803.

– Он велел ему ничего не делать и пока никому не говорить.

В ту же секунду я поняла истинные мотивы его поступка. Ведь накануне он в моём присутствии осудил тех, кто собирается бежать. Это раз. И потом – значит, всё-таки он не был уверен в правильности решения покойного Милана. Умом понимал, что это единственно правильный выход, но что-то останавливало его…

– Я не верю в предательство русских, – тихо говорил он мне, опустив глаза. – Этого просто не может быть. Кто угодно, только не они. Я воевал с ними рука об руку в австрийской войне. Потом они пришли ко мне на помощь, когда султан прислал нового пашу с целой тьмой солдат. А сейчас что? Какой-то Наполеон так сильно их напугал, что они решили впервые за сто лет сдать свои позиции? Бросить своих братьев на произвол судьбы? Делай со мной что хочешь, только я в это не верю!..

Дальше события развивались с рекордной быстротой. Спустя пару дней, подождав нападения турок и ничего так и не дождавшись, Георгий воспарил и выступил перед согражданами, дабы развеять слухи о грядущей войне, которые, с лёгкой руки Теодоровича, уже разнеслись по всему Белграду. Он осудил малодушие Милана Обреновича и выразил сожаление о том, что такой человек много лет прятался в овечьей шкуре… как вдруг Милош Теодорович выскочил вперёд него и закричал:

– Ты прав, Георгий Петрович! И правильно поступил, убив этого негодяя Милана! Не место в наших рядах предателям да изменникам! Никогда сербов не страшила смерть ради свободы! А тот, кто её боится, тот её заслуживает, видит Бог!