Илья Деревянко - Ухабы судьбы (сборник)

Андрей Шевчук, расслабившись, сидел на табуретке в углу и, дожидаясь повторного гонга, возвещавшего начало боя, с интересом разглядывал противника. Игорь Горюнов полностью оправдывал прозвище Человек-гора. Груда мышц (правда, с заметным наслоением жира), мясистое лицо, крохотные заплывшие глазки. Вряд ли он отличается особой подвижностью, думал Шевчук. Но не дай бог попасть такому в объятия! Раздавит! Ладно, поглядим!

Ударил гонг. Горюнов вскочил с места и с невероятной для подобной туши быстротой ринулся на Шевчука. Андрей едва успел увернуться и, оказавшись у него за спиной, нанес два молниеносных удара: локтем по почкам и ребром ладони в затылок. Вопреки ожиданиям Горюнов не только не отключился, но даже не впал в состояние гроги [45] Боксерский термин, который означает, что хоть противник и не упал, но уже почти ничего не соображает. , а только глухо зарычал, как злобный цепной пес, и, развернувшись, ответил сокрушительным свингом в голову. Шевчук проворно присел. Пудовый кулак со свистом пронесся над затылком.

– «Мощный кабан, – подумал он, уходя на дальнюю дистанцию. – Попробую стреножить [46] Вданном контексте стреножить значит ударами по мышцам и сухожилиям ног противника лишить его подвижности. . Лай-кик справа… отскочил… Лай-кик слева… отскочил… Ага, действует!..»

Горюнов начал заметно прихрамывать.

– Давай, Шевчук, добивай жиртреста!.. Горюнов, придуши этого говнюка! – наперебой вопили хмельные зрители. Андрей сорвал дистанцию, присев, пропустил над головой тяжелый маваши и вогнал кулак в пах противника, но тот, прежде чем скорчиться от боли, успел рубануть выпрямляющегося Шевчука по ключице. Послышался отвратительный хруст ломающейся кости. Обезумевший от боли и от ярости Андрей мощным ударом колена в лицо послал согнувшегося и схватившегося за интимное место соперника в глубокий нокаут.

Зал взорвался аплодисментами.

Победу одержал Шевчук, провозгласил рефери и высоко поднял вверх неповрежденную руку Андрея. У Шевчука мутилось в глазах, подкашивались ноги, однако он все же подошел к поверженному Горюнову, убедился, что тот жив, и лишь после этого отправился в медпункт.

– «Нельзя терять голову от злобы, – корил себя Андрей. – А то угробишь кого ненароком. Впрочем, у Горюнова башка, слава богу, крепкая!..»

За день до описываемых событий Апраксин принес госпоже Римме фотографию Сорокина. Ведьма сделала вид, будто погрузилась в глубокий транс, а на самом деле внимательно вглядывалась в черты лица, запечатленного на полароидной карточке, мысленно сопоставляя их со словесным портретом, полученным от шефа. Все сходилось. Целительница затрепетала в кровожадном восторге. «Мои заслуги будут оценены по достоинству, – радостно подумала она. – И земными хозяевами, и потусторонними!»

Для пущего эффекта Римма произвела над карточкой несколько пассов руками.

– Этот! – закатив глаза, простонала ведьма. – Чую исходящее от него зло!

С того самого момента Апраксин твердо решил убить Сорокина. Перебирая в уме возможные варианты, он в конце концов вынужден был признать, что наиболее верным и безопасным (в смысле ответственности перед законом) будет убийство на ринге тотализатора. Влиятельные хозяева заведения всегда в подобных ситуациях старательно прятали концы в воду. Разумеется, убийства ими не поощрялись, однако никаких карательных мер к виновным не предпринималось. Несчастный случай! Ничего не поделаешь!

Сегодня Сергей собирался лично вызвать Алексея на бой, но, узнав, что тот отсутствует по причине болезни, пришел в неистовую ярость. «Косит, гад! Пронюхал небось о моих намерениях! Ну ничего, я до тебя доберусь», – с перекошенным от злобы лицом шипел он, расхаживая взад-вперед по раздевалке.

Когда Шевчук уложил Горюнова, а слегка одетые девицы совершили обычный ритуал (виляние задами и размахивание флажками), Апраксин вышел на ринг, синюшно-белый от ненависти.

Сергей презрительно оглядел стоящего в противоположном углу Савельева и по-волчьи оскалился. Вскоре ударил гонг…

Петр Савельев чувствовал себя неважно. У него начинался грипп. Болела голова, ломило ноги. Температура держалась примерно на уровне 38 градусов. Тем не менее Петр решил не отказываться от участия в состязаниях: уж очень были нужны деньги! Он фактически являлся единственным кормильцем семьи: родители, хотя и работали, но, как большинство граждан нашей страны, по нескольку месяцев не получали зарплаты, а жена ходила на шестом месяце беременности. «Продержусь как-нибудь, – думал Савельев. – Выиграть вряд ли удастся, но ведь и побежденному полагаются неплохие бабки. Праздники на носу. Дома же, как назло, ни копейки! Набьют морду не беда, заживет!» Однако перед самым боем, когда Петр увидел горящие адским пламенем глаза противника, сердце его сжалось в недобром предчувствии. Он почти физически ощутил волны темной, злой энергии, исходящие от Апраксина.

Натиск Сергея был молниеносен и сокрушителен обманный маваши в висок, прямой кулаком в живот, со срывом дистанции локтем в лицо. Последний удар сломал переносицу. Из носа обильно хлынула кровь. Савельев отчаянно защищался, пытался контратаковать, но противник значительно превосходил его по технике. Болезнь и повышенная температура также сыграли свою роль. Апраксин легко отразил все удары Савельева и, снова сблизившись, безжалостно врезал коленом в кишечник [47] Это очень опасный удар. Боль примерно такая же, как при ударе в пах. К тому же в пятидесяти процентах из ста (если бьет профессионал) возможно обширное внутреннее кровоизлияние и смертельный исход. .

Петр сложился пополам. Следующий удар локтем сверху в склоненную шею стал смертельным. Савельев медленно осел на пол.

– Убедительную победу одержал Сергей Апраксин, – громко объявил рефери, с некоторой опаской поглядывая на искаженное гримасой дьявольской радости лицо победителя.

Между тем тело Савельева положили на носилки и вынесли с ринга.

– Мертв, – сказал врач в медпункте, быстро осмотрев поверженного гладиатора.

– Проклятие, – пробормотал присутствующий здесь один из хозяев тотализатора. – Не повезло парню…

Апраксин сразу понял, что убил противника, более того, он сделал это сознательно, однако не испытывал ни малейших угрызений совести. Сказывалось промывание мозгов, устроенное ему госпожой Риммой. Восторженный рев пьяной публики переполнял оболваненную душу Сергея бешеным восторгом.

Ожидая Синицына, он вальяжно развалился на табуретке в углу ринга, кидая время от времени по сторонам надменные взгляды.

– Савельев умер, – шепнул подошедший сзади рефери.

– Велика беда!