Евгений Сухов - Тюрьмой Варяга не сломить

Вспомнилась смерть Медведя, чувство страшной невосполнимой утраты. Вспомнилось знакомство с Варягом, самым молодым вором в законе, необычайно талантливым и умным парнем. И это ничего, что он вор, — все перемелется. Здесь важно другое — в нем жив человек, живо стремление понять другого, осмыслить страну, в которой живешь. Важен дух, который заставляет всю эту шантрапу жить по понятиям, важна энергия, нацеленная на дело, на стремление вырваться из того дерьма, в котором мы живем, и наладить жизнь так, чтобы всем в ней было заслуженное место!

…Вспомнился разговор с Варягом в Александровском саду. Когда это было? В начале сентября. Совсем недавно. А столько всего произошло. И что дальше будет, никому не известно. Что будет с Варягом, что будет с Россией?.. Отделились от Запада в семнадцатом году, и что вышло? Объявленной коммунистической цивилизации не получилось, а создали нечто схожее с пирамидой Хеопса, только не с мертвым фараоном внутри, а с живым народом, который высыхает, как мумия, который чахнет, не желая осознать, что вce зависит только от него самого, что нужно браться за дело, не ждать «доброго дядю», а делать все своими руками, думать собственными мозгами; двигаться, искать, пробовать, рисковать и вкалывать, вкалывать! Вот главная идеология сегодня. А чтобы не мешали людям работать, нужна сильная власть.

Егор Сергеевич уже давно пришел к выводу: только мощная, разумная сила спасет Россию.

Жизнь жестока. Тут не поспоришь. Она производит отбор сильнейших. А Россия нарушила эту гармонию — пытаясь жить в соответствии с принципом всеобщего равенства, семьдесят лет выкашивала лучших и сильнейших. В результате нация деградировала. А потом в одночасье режим рухнул. И что? Народ предоставили самому себе. Его собственность вырвали самые наглые, больше всех украли самые дерзкие, а самые беспомощные потеряли последнее и опустились в нищету. Демократы, черт бы их побрал! Да и какие они демократы?! Идеалы свободы оказались для народа приманкой, а вместо прочного союза демократов и правящей верхушки образовалась свора, рвущая последние куски. И началась борьба за власть.

Нестеренко вздохнул. Теперь им слабые и вовсе не нужны.

Егор Сергеевич вынул записную книжку, полистал ее. Вот мысль, которая подтверждает его раздумья. Он прочитал: «…тысячелетия назад пророк Моисей сорок лет водил евреев по пустыне. Многие остались в земле, но нация возродилась».

Именно! Отпущенные России «сорок лет» заканчиваются. Россия тоже жертвовала многим, но подобная жертвенность вознаграждается богом только тогда, когда и пастырь, и весь народ вместе несут свое бремя до конца.

А нынешние пастыри куда ведут Россию? А что, если это путь в бездну? Что, если эта дорога приведет нацию к упадку, а Россию к распаду? Ведь если раньше все, что принадлежало коммунистам, хотя бы оставалось внутри страны, то теперь прорва чиновников, прежде охранявшая эту собственность, ринулась разворовывать то, что опекала по должности, — нефть, оружие, металл, научные открытия — все! И немедленно отправляет на Запад. Такая интеграция никому не нужна. Почему все это происходит? Потому что в России никакая собственность ничем не защищена, а у правоохранительных структур психология — волчья: им бы самим поживиться с голодухи. Такой вот получился «прoгpecc»: от безнаказанности убийства, которая началась не в тридцать седьмом, а в семнадцатом, спокойно перешли к безнаказанности воровства. В России нет ни закона, ни порядка. Кто сегодня в России не вор? Только тот, кто не может украсть! Россия — это машина, которая раскрутилась, и остановить ее непросто. Но он знает, как это сделать. И сделает! Уже столько проведено работы: осталось лишь все состыковать и дать команду действовать.

Но кто-то пытается опередить его. В записке Майкл четко указывает источник. Но почему никаких подробностей?

Видимо, Майкл не мог рассказать ему всего, что знал. Когда они разговаривали по телефону, он предложил встретиться, обещал сам прилететь в Сан-Франциско. Потом перезвонил в гостиницу, извинился, что приехать не сможет, и даже вкратце отказался изложить суть дела. А суть была настолько же удивительна, насколько и тревожна: мистера Игнатова, Варяга, должны были убить в тюрьме. Собственно, для этого его и арестовали. Обвинение в убийстве — обычная подстава, всего лишь повод, чтобы посадить за решетку, а там втихаря с ним покончить. Устранить не в России, где весь воровской мир поднимет страшную бузу, а именно в США, и все списать на америкашек.

Скорее всего, Майкл этого не знал. Поначалу и самому Егору Сергеевичу казалось, что это просто мафиозная разборка, месть американских итальяшек. Но нет, «коза ностра» не так уж и сильна, как это принято думать, и не настолько изобретательна, чтобы отправлять неугодных в федеральную тюрьму, а потом с таким трудом убивать их среди тюремных решеток.

Значит, не мафия.

Но просто так ничего не происходит. Следовательно, все же был отдан приказ из очень высокой инстанции. Остается лишь догадываться, кем именно. Но раз сигнал поступил от Майкла из ФБР, стало быть, здесь не обошлось без политики.

Теперь все стало ясно!

Из коротенькой записочки, переданной ему в аэропорту перед самым вылетом, следовало, что приказ был отдан в Москве. А значит, в Москве кто-то готовился к смене власти? И задействовал для этого даже свои неофициальные каналы с ФБР. Значит, они готовы идти ва-банк, если решили убрать смотрящего России. И косвенным образом этот удар наносился по нему, Егору Нестеренко. Значит, после возвращения из Парижа надо будет немедленно делать большую «зачистку местности».

Стюардессы начали развозить аперитивы. Нестеренко выбрал красное бордо. Он любил красные вина, хотя знатоком себя назвать не мог. Оказываясь за границей, академик не отказывал себе в удовольствии отведать редкие сорта вин, которые никогда не появлялись в московских магазинах. К тому же, как говорили ему знакомые французы, все равно даже лучшие бордоские марки, доезжая до России, утрачивали свой тонкий букет и вкус. Выдержанное в холодных подвалах вино везли через всю Европу в фурах, не соблюдая строгих правил температурного режима и транспортировки бутылок (только на боку!), вот оно и прибывало в Москву каким-то вареным…

Нестеренко поставил бокал на откидной столик и повернулся к иллюминатору. В его овале взору открывался потрясающей красоты пейзаж с простирающимися до горизонта кучевыми облаками, окрашенными в самые невероятные краски лучами заходящего солнца. Внезапно где-то внизу раздался глухой звук удара, точно в самом брюхе самолета упало что-то тяжелое. Тотчас самолет резко тряхнуло. Потом раздался оглушительный хлопок, и могучий авиалайнер, снова содрогнувшись всем телом, вдруг начал быстро заваливаться набок. В конце салона раздался истошный женский вопль. И послышался звон битого стекла — видимо, стюардесса опрокинула тележку с винными бутылками. Пассажиры повскакали с мест, хватаясь руками за спинки кресел и обшивку. По проходу побежали французы-стюарды. Нестеренко вгляделся в одного из них — молоденького паренька лет двадцати: лицо у него было белым как полотно. Он что-то шептал про себя.