Игорь Чубаха - Хранитель понятий

– Гражданин запирается и усугубляет, – припечатал лопатки к дивану безжалостный голос.

Гражданин Ледогостер не любил сюрреализм. Ивану Кирилловичу сделалось страшно. В Эрмитаже так не пахло нигде. И кабинетов подобных нет. Значит, его похитили и куда-то вывезли. А обещали: «Это не надолго». Вывезли... слово-то какое. Будто про куль с мукой. Точно, кроме жирного запаха подтухающего фарша в воздухе парил смрад скисшего теста.

– Не понимает он, слышь, э?

Ледогостера рывком за ветхий пиджак подняли, усадили, грубо толкнув на бугристую спинку дивана.

– Теперь понял? – опять ему, как в музее, пихнули в лицо бардовой кожей удостоверения, раскрыли, взгляд успел зацепить чью-то фотокарточку и размытую печать. – Видишь, кто к тебе пришел? – южанин был похож на атлета с черно-красной амфоры. Только глаза южанина пылали желто-апельсиновым светом. А еще на пиджаке восточного человека красовался значок «Гвардия», которого в Эрмитаже не было.

Зачем столько раз пихать? Ледогостер уже в музее был на все согласный.

– Я думаю, не следует пережимать, Арутюн Вахтангович. Я уверен, он осознает и без этого... Типа, без принуждения, – к беседе присоединился новый голос. Вслед за голосом второй человек показал себя, выйдя из-за спины южанина. Славянин, лет под сорок, широкий, с тяжелым подбородком и взглядом. Немножко похож на Юпитера с одного из полотен Рубенса.

– Не следует!? – совсем, как конфорка, раскалился южанин. – Хватит. Десять лет ждали, да! Теперь вернулось наше время! Я им покажу Родину продавать! – желтые как маргаритки, глаза Арутюна вахтанговича терзали жертву, будто выбирая, куда всадить трехгранный веронский стилет из собрания Рыцарского зала.

– Где я, товарищи? – Ледогостеру стало немножко стыдно за свой голос, слабый и жалостливый.

– Вам надо думать, не где вы, а почему вы здесь, – ласково посоветовал славянин.

Иван Кириллович чувствовал себя участником глупого затянувшегося розыгрыша. Да еще проклятый запах сырого мяса лез и лез в нос, мешал сосредоточиться. Но все-таки Ледогостер сосредоточился. На главном. На бардовом, как ковровые дорожки в Эрмитаже, удостоверении.

– Ко мне уже приходил товарищ из вашего... от вас...

– Вот о нем мы сейчас и побазарим, – теперь успокаивающий тон славянина напомнил Ледогостеру собирательный образ доброго босховского доктора, утешающего неизлечимо больных бубонной чумой. Только противоморовая маска с клювом не закрывала страшноватую рожу, – Вы не волнуйтесь, Иван Кириллович, а вспомните, о чем он вас спрашивал. Этот человек...

– Шпион он, твою мать! – горячий южный человек врезал носком ботинка по краю дивана. Иван Кириллович подскочил и бросил молящий взгляд на славянина.

– Тише, Арутюн Вахтангович, – улыбнулся загадочней Джоконды славянин. – Зачем вы так... сразу? Иван Кириллович, возможно, стал жертвой этого, как его?.. заблуждения. И честно ответит на наши вопросы, без принуждений. Иван Кириллович, ну чего? Значит к вам приходил человек типа от нас, от ФСБ? Похожим удостоверением махал?

– Да, – сглотнув, кивнул Ледогостер.

– Коренастый, глаза серые?

– Да. Взгляд, как у апостолов на картине Эль Греко.

– ... – а вот у Арутюна Вахтанговича на эти слова глазки сделались желтые, будто пропавшая Янтарная комната.

– ...Вот видите, мы и сами все знаем. Так что, в молчанку играть нет никакого смысла. Лучше честно. Вы ж не хотите, чтоб наши эти... сокровища достались идейным врагам?

– Пусть попробует захочет, шакал паршивый! – южанин, возбужденно расхаживающий по кабинету, ногой саданул по стулу и тем задвинул его под крышку стола. – Я ему тогда весь Эль Греко отрежу! – на самом деле Харчо просто и привычно косил злобу. В утробе же у него кишки извивались от гордости. Ведь как мудро придумал Харчо, что не пацанов нужно за музейной кочерыжкой отряжать, а самим двигать. А то утечка информации может случиться, да?

– Хар... Арутюн Вахтангович, – поморщился русоволосый коллега, – Мебель казенная. Отчеты потом строчи. Ну, Иван Кириллыч, вы проболтались му... человеку, который прикинулся чекистом, то есть нами. Чего вы ему наговорили? Давайте в подробностях. Его вопросы, ваши ответы, – Палец мог позволить себе быть сегодня добреньким. Ведь именно он прикинул, что брать за жабры следует именно того музейного червя, который ответственнен за конкретный выщупанный пеленгами и обозначенный кляксой на плане Зимнего дворца подвал.

Ледогостер в своей почти безгрешной жизни несколько раз имел дело с кагэбэшниками, те и выглядели, и работали иначе. Однако и КГБ нынче нет, есть ФСБ и в нем другие, новые люди с новыми замашками. И снова подкатила тошнота – как же шибает здесь сырым мясом! Запах перебивал слух.

Или звуки появились только что? Топот ног и голоса. Наверное, все же гам возник в последний момент, потому что и фээсбэшники заволновались. Южанин резво расстегнул пиджак, полез за пазуху и выудил пистолет неизвестной марки – Ледогостер в оружии не разбирался, разве что мог отличить револьвер от пистолета. Глаза южанина сделались желтыми и вязкими, как гречишный мед.

И славянин распахнул кожаный пиджак, показав кобуру. И оказался похож на неистовых самцов Родена. Иван Кирилловичу стало еще муторнее, внизу живота неприятно потянуло, а брюхо заурчало. Кажется, это за ним. Тот, кто внедрил Ледогостера в музей следить за непростыми документиками и стучать о туристах, на эти документики западающих.

Торжественно раскрылась дверь. Вошедший человек заставил фээсбэшников недоуменно и тревожно переглянуться... А Ледогостер понял, что обознался – полковнику никто не пишет, полковника никто не ищет.

С неба сыпался колючий снежок и подхваченный поземкой отгребался к ажурным, как итальянские колготки, перилам канала. Студяк проникал под кожаные куртофаны и оседал мурашками на шкуре. А внутри лайбы Вензель опустил подбородок на грудь и нахмурил желтый лоб. Когда Вензель думал, вокруг держали пасти на запоре.

Давя ледяную корку ботами возле «вольво», Пятак вертел башней, как интелигент из Перьми на экскурсии. Его занимал вопрос, в натуре древние греки так и ходили голыми по морозу, как их залепили в полный рост?

– Папа, а когда мы будем кататься на санках? – спросила восьмилетняя соплюшка не у Вензеля, а у настоящего родителя.

– Вот выпадет глубокий снег, и я в субботу повезу тебя в Парголово, – пообещал дочке честный фрайер. И стороной обвел дочку мимо скучающих братков.

Пятак умилился, надо ж – кому-то зима в кайф. Следующий взгляд Пятак бросил уже на музей, откуда они только что вымелись всей шоблой к поджидающему в девятисот шестидесятом вольвешнике отцу родному. Через приспущенное стекло повинные пацаны доложились Вензелю, так мол и так, увели штриха из-под носа чуваки, которые светили чекистскими корками. И вахтеры прогоняют, что первый мусор выглядел так-то, другой вот так. И на этот раз обошлось – старик не жахнул никого тростью по роже, не посулил покромсать на рыбий корм. Вензель задумался, а братве можно выполнять команду «вольно».