Игорь Чубаха - Хранитель понятий

– Эй, фраера, заглохнули! Сеанс мне ломаете, поняли?

– Выбирай, – жена Орловича, храбро проигнорировав отморозка, надула губки и выпрямила спину. – Или я, или твои противные уголовники. Я не шучу.

– Гонят, что в этих списках повязаны все начальники, которые из Питера в Москву переселились с Чубайсом. Так что у кого списки, тот страной и правит! – жарко шептались на заднем ряду.

"Только не про «ты меня любишь?» – подумал Орлович.

– Ты меня любишь? – с торжественным вызовом спросила жена.

Тем временем на сцене разгорелось сражение между «мышами» и «оловяными солдатиками» во главе с атаманом Щелкунчиком. Жертв все не было. Но не это прикололо скрывающегося под куполом верного Шрамового хлопца. Багор бил себя по коленям. Багор сгибался пополам. Багор беззвучно хохотал:

– Точняк! Расчухал! – на радостях Багор выхватил баксовый полтинник и пихнул обалдевшему фонарщику. – Заслужил, собака!

– А ты знаешь код? – вмешался в радость Багра Ридикюль.

– Куда – я не знаю. Ну, не освоил, не освоил, я ж по другой специальности. Ну блин, один из корефанов переведет. Точняк, Тоха, он на програмке, будто на карточной рубашке, шулерский знак семафорит!

Случись над зрительным залом, среди осветительных фонарей Володька Шарапов, вырви у Багра блокнот, истерзанный ношением и листанием, обязательно подивился бы «Одни номера, а фамилии где?». И фиг бы допетрил Володенька – «где».

– Цыпе брякну, – плюнув на пальцы, зашуршал страницами Багор.

Багровский блокнот только частнику Шерлоку Холмсу под силу. К примеру, Цыпин номер посажен на левой половине разворота (значит, кент правильный, из блатных), попал в первые двадцать страниц (имел ходку). В начале строчки номер статьи. Или номера статей. Воровская профессия Цыпы запрятана в нарисованной кошачьей морде – карточный катала. А перед телефонным номером буква "Ц", наводящая память на кликуху. Три первые цифры накарябаны нормалем, а последние четыре записаны в обратном порядке. Короче, у мусоров фуражки сгорят от перенапряжения, попади им блокнотик.

– Хоть он и завязал, но пусть только в отказ намылится. Он мне за голубиную почту по жизни обязан.

– Мне в туалет надо, – взмолился ободрившийся полтинником фонарщик.

– А мне не надо? – под музон Чайковского Багор сосредоточенно втыкал кнопки трубы...

... – Хорошая музычка, хороший театр, что еще нужно чтобы правильно встретить Новый год? Да разве ж мы – ироды, под такую классную музычку беспредел чинить? В наших ящиках всего лишь дымовые шашки, – умный Тарзан слупил, что театральный работяга, углядев в ящиках зеленые продолговатые банки, навоображает себе бомбы, терроистов и, чего доброго, распонтуется Брюсом Виллисом. – Убедись.

Булгакин из сидячего – не шевельнуться – положения убедился. Точно, быки зачем-то желают установить вокруг сцены не фугасы, а обыкновенные дымрвухи. Они что, начали праздновать раньше нас?

– Мы попугаем немножко и отвалим, – попытался растянуть на харе добрую улыбку Тарзан. – Нам просто заказала переполох конкурирующая фирма. И тебе двести баксов отвалим. С мужиками праздник всполоснете.

Монтер сцены, хоть и думал до головных колик, чего бы отчебучить, чтобы завлечь в Мариинку милицию, ФСБэшников и телевидение, но откалывать привязанным к стулу смертельные номера не стремился. Булгакин не обольщался – никто не сцапает за рукав разгуливающих за кулисами чудозвонов «А ты кто будешь, брильянтовый? Ну-ка раскрывай документ! А ну-ка выверни карманы!».

В Мариинке ишачила прорва разномастного народа, который друг с другом не пересекался. Балерины не интересовались глубиной души простых трудяг театральной механики, певичкам было глубоко накакать на внутренний мир пролетариев закулисья, режиссеры вообще проходили сквозь монтеров. А тут ведь еще додумались под Новый год состряпать солянку из опер с балетами. По сцене из «Садко», из «Шемикунчика», [16]им финал «Жизни за царя». Такая каша из физий и костюмов – Бен Ладен спокойно тренировал бы абреков за кулисами, не привлекая внимания.

– Возьмите носы, когда попретесь шашки подкладывать, – посоветовал привязанный Булгакин. – Чтоб замаскироваться.

В углу монтерской пылились лишние носы от «Шемикунчика». Тарзан подозрительно осмотрел Шемякинские поделки, призадумался, нахмурив лоб и гладя предохранитель пушки модели «Макаров».

– Ты, пожалуй, прав, приятель, – выдал наконец приплюснутый Тарзан.

«Вот и ладушки», – Булкагин не шибко, но все-таки рассчитывал на то, что эти придурки, болтающиеся в носах не в свое отделение навлекут законное негодование, привлекут внимание, и вдруг чего...

Пасьянс из персонажей на сцене сложился не в пользу Щелкунчика. Что случилось конкретно, никто не въехал, потому что лепилось не на фене, а на балеронском языке. Но всем сразу стало Щелкунчика жалко.

– ... Да, да, повторю последнее положение. Мизинец прижат, указательный на краю программки, большой оттопырен, остальные свободно. Ну, что?

– Дай сюда, – Багор вырвал у Ридикюльа трубу. – Цыпа, крути роликами шибче, понял? Мы тут не в дурака режемся.

– Дай мне, – Ридикюль вернул себе мобилу. – Ну, чего, Цыпа, повторять по новой? Не надо. И чего? Как, как... Уверен? Других толкований быть не может? Падлой будешь?

– Дай! – Багор завладел телефоном. – Базаришь, что падлой будешь? Это я тебе обещаю, Цыпа... Обиделся.

Багор сунул Ридикюльу замолчавший сотовый.

– «Сбрасывай двойку из-под туза, я пасую». Вот как он перевел с шулерского. – Ридикюль задумался, будто Алеша Попович.

– Чешуя, а не текст. Ну, туз – это Вензель, а двойка? Жорика-Долото – на крайняк типа валетом бы заделали, остальные – чистые шестаки...

– Вот, вот. Кажись, въезжаю, Багор. Стоп, стоп... ну да! Кажись, и для других наших пацанов наклюнулась работа.

На подготовку развода ушло столько же времени, сколько потребовалось Щелкунчику, чтоб наказать всех, кто его пытался опустить. И через сцену кривой дорожкой на Москву двинул карательный отряд польской шляхты, а при них консультантом – Иван Сусанин.

Так над операционным столом хирурги врубают свет, раз – и пока ты промаргиваешься, тебе уже режут.

Так полководец Жуков слепил фашистских гадов в битве за Берлин.

Так ураганно врезали гигантскими солнечными зайчиками по Вензелевой ложе два юпитера и «пистолет». Причем Багор, водивший «пистолетом», еще вращал перед ним круг с цветными стеклами, отчего вокруг Вензеля расплясался задорный дискотечный цветник. Две шестерки и Долото закрыли с трех сторон кресло пахана, выдергивая из-за пазух волыны, остальные Вензелевы братаны сходу и наощупь навалились на плечи Шрама, не давая гаду сбежать.

В буркалах вензелевцев полыхало взятие Берлина в дискотечных разводах.