Владимир Безымянный - Тени в лабиринте

Подобно настройщику рояля, перебирающему клавиши инструмента, Голиков мысленно переходил от одного события к другому, возвращался назад, стараясь определить, какая же нота фальшивит, в каком месте перетерлась туго натянутая струна.

«След прибывшего в город Бороховича затерялся, Кормилин сбежал… Да, нужно было проявить большую твердость, поговорить с Вороновым, убедить Коваленко, и сейчас Иван Трофимович находился бы не в розыске, а, здесь, в этом кабинете. И не стоял бы неприступным завалом вопрос о виновности тех или иных лиц. Но ведь не объяснил, не убедил…»

Размышляя, майор вертел в руках увеличенный снимок Саркисова. Хищный заостренный нос, выступающий вперед подбородок, надменные узкие губы, чуть заметные мешки под глазами… Голикова не покидало ощущение, что где-то он уже видел это лицо. Но вот где?…

Нахмурившись, майор достал из сейфа уголовное дело и из конверта извлек фоторобот, выполненный за сотни километров отсюда. Нечеткие штрихи, расплывчатость линий – как будто художник второпях сделал халтуру. И все же… Что-то общее наблюдалось между обеими фотографиями, какое-то отдаленное сходство.

Голиков глубоко вздохнул. Преступник опережал события, мельтешил впереди, как мираж в пустыне, как зыбкая тень на воде.

«Парадоксально! Чем больше мы узнаем, тем больше увязаем в фактах и запутываемся. Каждое новое ответвление расследования оканчивается глубоким обрывом. Наметилась прямо-таки какая-то систематика опережений и непонятных, дьявольски хитрых подтасовок. Сперва «Жигули» Баринова. Хорошо, псевдоугон можно было продумать заранее. Потом Тюкульмин. Ладно, допустим, с ним расправились по ходу дела. А Северинцева? Странно. Кто мог знать, что мы заинтересуемся одинокой, неказистой, невыдающейся женщиной? Именно знать, другие предпосылки мотива преступления, увы, не объясняют. Видимо, не все наши сотрудники помнят о своем служебном долге. Взять хотя бы того же Сорокотягу. За Кормилиным мы не уследили. Замдиректора фабрики в последний момент успел ускользнуть, как угорь между пальцами. И, конечно, случай с Границким, который спьяну сболтнул о Тюкульмине, разве не есть факт чудовищного опережения?!»

Майор убрал со стола фотографии, похлопал себя по карманам и полез в нижний ящик стола за «резервной» пачкой «Беломора».

«Возникает вздорная, на первый взгляд, идея – может, нельзя было отпускать Кормилина еще тогда, во время первого допроса? Мы ведь этим допросом Ивана Трофимовича и предупредили. Хотя почему мы? Баринов через нас предупредил, посредством ничего не объясняющего заявления заставил нас дать Кормилину информацию к размышлению. Но это уже из области своего рода высшей математики…»

Сделав несколько глубоких затяжек, Голиков бросил дымящийся окурок в пепельницу.

«Ну хорошо, попробуем с другого конца. Буквально на наших глазах убивают свидетеля… Вопрос: имеются ли другие мотивы? Границкий, будучи сменщиком Моисеева, по всей вероятности, покрывал его во время отлучек. Вот почему Волошин не обнаружил никаких следов отсутствия Моисеева на работе в те дни, когда тот летал в Новосибирскую область. Но это не повод для убийства… А из-за чего, собственно, погиб Моисеев? Реальный живой парень Петр Моисеев, Петенька, как, наверно, называла его в детстве мать, человек, если верить словам Павлюк, в общем-то неплохой: мягкий, простой, доверчивый. Петру хотелось жить не хуже других, а удача не баловала его, истал он стыдиться самого себя, потому что расписаться в собственной заурядности не желал. Вот и начал Моисеев играть в чужие игры, где ему отводилась роль пешки, маленькой, незаметной пешечки: сними ее с доски – никто, может, и не приметит. А закончились эти игры ночной поездкой за город с неизвестным нам по сей день пассажиром и каким-то увесистым свертком, лежавшим на заднем сиденье такси. Увесистым?… Стоп-стоп-стоп!»

Голиков поднялся из-за стола и принялся возбужденно ходить по кабинету. Неожиданное сопоставление нарушило плавную нить рассуждений. Когда майор убирал золото в сейф, ему пришло в голову, что Саркисову, наверно, нелегко было убегать с такой увесистой ношей.

«Черт возьми! – подумал Голиков. – Совершенно новый мотив! А почему Моисеев должен был везти с собой какой-то завернутый в материю предмет? Этот предмет мог появиться в машине после того, как она остановилась за поворотом на Каморный. Другое дело – откуда появиться?… Так… «потерянные» полтора часа, пот на одежде Моисеева, свидетельствующий о проделанной работе… – сжав кулаки, майор невидящим взглядом уставился в потолок. – Теперь я, кажется, знаю, как опередить преступника, вернуть безликой тени телесную оболочку. Существует место, к которому он вернется, если есть за чем возвращаться. А там мы…»

Посторонний звук прервал размышления Голикова. Нет, звукоизоляция не подвела – звонил телефон.

– Товарищ майор, тут к вам мужчина просится, – дежуривший на входе старший сержант чуть замешкался. – Он предъявляет паспорт… минутку… Кормилин Иван Трофимович.

– Кто?!

Вероятно, интонация Голикова была настолько необычна, что дежурный, смущенно откашлявшись, повторил:

– Иван Трофимович Кормилин. Пропустить?

Вопреки всем логическим доводам на пороге кабинета в нерешительности стоял Кормилин. Впервую минуту Голиков даже не узнал Ивана Трофимовича – куда-то пропал внешний лоск, исчезла уверенность и респектабельность знающего себе цену человека.

– Проходите, садитесь.

– Да-да, спасибо, – торопливо пробормотал Кормилин.

Замдиректора фабрики неловко присел на стул, поставил на пол сумку и отвел в сторону глаза. Вид у него был жалкий, несмотря на добротное ратиновое пальто и пушистую ондатровую шапку.

– Шапку можете снять, – подсказал майор. – Или вы ее демонстрируете как образец внеплановой продукции ателье номер три?

Покраснев, Кормилин сорвал с головы шапку. Похоже, он не заметил сарказма в словах Голикова.

– Извините, я так растерян, что забыл об элементарных правилах приличия.

– Полноте, Иван Трофимович, бог с ними, со всеми этими светскими условностями, – майору никак не удавалось отделаться от напускного иронического тона, которым он пытался скрыть изумление, вызванное неожиданным появлением Кормилина. – Лучше скажите, почему вы утром не явились?

Кормилин тяжело вздохнул.

– Вы можете мне не поверить, но я сильно испугался.

– Так испугались, что заставили полдня себя ждать? Или у вас были основания бояться встречи со мной?

Не отреагировав на последнюю реплику, Кормилин продолжил:

– Я кругом запутался и поломал себе жизнь.

«Еще один кающийся грешник, – подумал майор. – Только раскаяние почему-то всегда приходит с запозданием».