Франсиско Павон - Опять воскресенье

Гортензия открыла двери кабинета – маленькой домашней клиники доктора. Огромный письменный стол, кресло, стулья соседствовали тут с рентгеновским аппаратом, застекленным шкафом, в котором хранились медицинские инструменты, и небольшой кушеткой. Тут же красовались диплом об окончании высшего учебного заведения и свидетельства о присвоении дону Антонио звания лиценциата и доктора. На столе, возле телефона, лежал небольшой перекидной календарь в кожаном переплете.

– Сюда, – объяснила Гортензия, – он записывал фамилии больных, которых собирался посетить.

Плиний открыл календарь: он начинался с шестнадцатого октября. На листке были записаны фамилии. Рядом с некоторыми из них были указаны адреса.

– Дон Антонио отрывал листок после посещения больных?

– Да, он отрывал его и прятал в карман, но не после, а перед тем, как идти к ним.

– Много к нему приходило больных?

– Немного, но каждый день.

– А в какое время он ходил по домам?

– Когда как. Но обычно после шести или чуть позже. Потом он уже не возвращался домой, а шел в казино, съедал на ужин пару бутербродов и садился играть в домино. Он поздно ложился и мало спал.

– У дона Антонио есть родные?

– Только незамужняя сестра. Она живет в провинции Памплона. Мы вчера звонили ей, я вам уже говорил, Мануэль, – напомнил привратник Блас.

– И что же она вам ответила?

– Она была не слишком разговорчива, но, когда я объяснил ей, в чем дело, и сказал, что вынужден буду пойти в жандармерию, она не стала возражать.

– Ее удивило исчезновение брата?

– Да, пожалуй, – ответила Гортензия, – но, по-моему, она уверена, что с ним не могло произойти ничего дурного.

Блас кивком подтвердил слова Гортензии, а Плиний сделал вид, что до него не дошел смысл последних слов, сказанных домработницей.

– Где его спальня?

Вопрос Мануэля застал Гортензию в ту минуту, когда она зевала, широко разинув рот. И Плиний заметил, что в ее глазах уже нет прежнего испуга.

– Спальня, сеньор? Вот здесь.

И она повела их по коридору в своем сереньком халатике и в туфлях на низких каблуках. На стенах в коридоре висели гравюры в рамках, пол был устлан ковровой дорожкой. Почти всю спальню занимала ультрасовременная двуспальная кровать. У кровати стоял журнальный столик с несколькими книгами по медицине, в стенном платяном шкафу был полный порядок. В углу имелась полочка для обуви. Вот и вся мебель. За спальней следовала очень опрятная ванная комната, а за нею – та самая небольшая гостиная в английском стиле: с ломберным столиком, книжными полками и софой, на которой спала Гортензия, когда они пришли.

– Ну что ж, давайте присядем и поговорим… А куда подевался Браулио?

– Какое-нибудь очередное чудачество, – задумчиво проговорил привратник.

– Скажи, Гортензия, чем занимался дон Антонио в свободное от работы время?

Свет от торшера падал на ее грудь и сложенные на животе руки, оставляя в тени лицо. Покой, царивший вокруг, клонил всех ко сну. Только Плиний казался несколько бодрее остальных. Привратник громко зевнул.

– Дело в том, Мануэль, – ответила комиссару Гортензия, – что я приходила сюда в девять утра, когда дон Антонио уже был на ногах, хотя довольно долгое время слонялся по квартире в халате как неприкаянный. И явно не держал во рту и маковой росинки.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что я слышала, как у него урчит в животе.

Плиний и дон Лотарио переглянулись, слегка улыбаясь.

– А дальше?

– В десять утра, уже при полном параде, он садился завтракать. Говорил мне, что приготовить на обед, давал деньги и уезжал на машине в клинику социального обеспечения.

– А вызовы на дом записывала ты?

– В очень редких случаях. Обычно ему звонили либо в клинику – по утрам, либо сюда – днем… Я делала необходимые покупки, прибирала в квартире, стряпала, а в два часа он приезжал обедать. За обедом он смотрел телевизор, затем немного отдыхал, удобно развалясь в кресле. А потом шел в казино выпить чашечку кофе, снова возвращался домой, принимал больных и в шесть или половине седьмого, как я уже говорила, мы уходили. Он – с визитами к больным, а я – к себе домой.

– Ты замужем?

– Упаси бог! Что вы!

– Все вы, женщины, твердите одно и то же.

– Что нам еще остается, раз пошли такие мужчины.

– Ну а дальше?

– Что дальше?

– К больным он ездил на своей машине или ходил пешком?

– Когда как. Если вызовов было много и больные жили далеко друг от друга, тогда на машине. Но вообще-то он предпочитал ходить пешком и никогда не уставал.

– Как же он успевал прочесть столько книг?

– Воскресные дни он любил проводить дома и редко куда-нибудь уходил.

– А когда ты видела его в последний раз?

– Я уже говорила Бласу. В среду, в седьмом часу, он отправился с визитами к больным, мы распрощались с ним у дома, и с тех пор… На следующее утро я, как обычно, пришла сюда, но кровать его стояла неразобранной.

– Что же, по-твоему, с ним могло случиться?

– Понятия не имею.

– Ты ведь единственная в нашем городе, кто хорошо знал его.

– Да, конечно. Но сами понимаете, он не делился со мной, а я ни о чем его не расспрашивала, кроме того, что касалось хозяйства. Он самый обыкновенный человек. И знаете, Плиний… ой простите, я хотела сказать Мануэль!.. Его самым большим другом был нотариус.

– Но хоть какое-то предположение у тебя есть?

– Есть одно, но оно покажется вам смешным.

– Какое же?

– Просто ему все осточертело, и он удрал. – Удрал? Пешком?

– Может, пешком, а может, уехал куда-нибудь на рейсовом автобусе. Я так подумала, потому что он часто повторял: «Эта холостяцкая жизнь стоит у меня поперек горла».

– Так, может быть, у него была какая-нибудь сердечная привязанность?

– Вряд ли. Многие думают, что между нами что-то есть, но они ошибаются. Дон Антонио ни разу не оскорбил меня ни словом, ни жестом. Да, честно говоря, я хоть и не замужем, но он тоже не привлекает меня как мужчина. Доктор всегда хорошо относился ко мне, ничего не могу сказать о нем дурного, но слишком уж он пресный.

При этом она игриво, со значением посмотрела на Мануэля, давая ему понять, что в ее вкусе такие мужчины, как он.

__ Куда же все-таки запропастился Браулио?… – спросил вдруг привратник.

– Черт подери! Верно… – удивился дон Лотарио. – Пойду взгляну.

– Вот был бы номер, если бы он тоже исчез! – засмеялась Гортензия.

– Идите сюда скорее! – позвал их доя Лотарио, появляясь в дверях. – Вы только посмотрите на этого типа!

На кровати доктора, широко раскинувшись и надвинув на глаза берет, крепко спал Браулио, храпя на все лады.

– Хорош, нечего сказать! – воскликнул Плиний. – Ну да ладно, пусть поспит, пока мы разговариваем.