Евгений Сартинов - Маятник мести (Тихая провинция)

Пострадали очень многие, но, по счастью, Ремизов ни кого не убил и поэтому отделался сравнительно легко: отсидел в карцере десять суток. Вернувшись из сырого и холодного подвала обратно в казарму, он, с удивлением, увидел расположившегося на своей кровати какого-то пацана, похоже что новенького.

— Эй, лейтенант, сюда иди! — окликнули Ремизова из дальнего угла казармы, там размещалась уголовная элита отряда. Подойдя поближе, Алексей увидел, кто его позвал. На кровати лежал сам Выря, главный человек в зоне, пахан. Внутри у Ремизова сразу похолодело.

«Сейчас мне припомнят все» — подумал он.

Между тем Выря, приподнявшись на локтях, с интересом разглядывал лейтенанта. Алексей всегда поражался, насколько тот мало походил на классического уголовника. Среднего роста и плотного телосложения, Выря больше смахивал на старого, добродушного мастера на маленьком заводике. Не начальник, а отец родной для подчиненных, добрый, но справедливый. У него было широкое лицо с мощным раздвоенным подбородком, солидный, мясистый нос, темные глаза, светившиеся умом, и черные кудрявые волосы, в которых, несмотря на возраст, проблескивали лишь редкие паутинки седины, а ведь ему было уже за пятьдесят, и большую часть жизни Выря провел за колючей проволокой. Выря не афишировал свое первенство в зоне, но природный ум и знание человеческого стада позволяли ему манипулировать уголовным сообществом в собственных интересах.

— Присаживайся, лейтенант, — предложил Ремизову старый уголовник, и кивнул на пустующую кровать рядом со своей. Когда Алексей сел, Выря протянул ему кружку.

— На хлебни чифирку, погрей кишки после ямы.

Зная обычай, Алексей сделал только три глотка вяжущей жидкости. Пустой желудок от горечи немного свело, но действительно прогрело, и сразу прояснилось в голове. Ремизов вернул кружку хозяину, а тот передал ее дальше по кругу и снова обратился к Алексею:

— Тебя как зовут?

— Алексей.

— Леха? — Выря поморщился. — Не люблю я это имя. Первый раз я сел из-за одного Лехи. Я, пожалуй, тебя переименую. Будешь теперь Леней, понял?

Несмотря на то, что Ремизов не понимал, что происходит, он кивнул головой. Этот человек говорил таким тоном, что раздумывать не приходилось.

— Закуривай, — Выря протянул ему пачку «Бонда», вполне приличных даже для воли сигарет. Ремизов в первый раз за эти десять дней затянулся табачным дымом, в голове что-то сразу зашумело, все поплыло.

— Ну, а теперь расскажи-ка нам, голуба, как ты попал на нары? обернувшись к Алексею, пахан приготовился слушать. Ремизов еще раз глубоко затянулся сигаретным дымом, а потом начал рассказывать. Он знал, что этим он снимает с себя ореол осужденного по серьезной, «мокрой» статье, но врать ему не хотелось. Все окружающие затихли, незаметно подтянулся еще народ, с верхнего яруса свесились круглые головы слушателей. Его не прерывали ни разу, а Выря, тот просто не отрывал глаз от лица рассказчика. Ремизов шестым чувством понял, что все, что он сейчас говорит, взвешивается на незримых весах, и мерой всего была правда, а ценой — его жизнь.

— Да-а, — протянул Выря, выслушав до конца и откидываясь на подушку, — здорово они тебя подставили. Мастер работал.

Зрители сразу зашумели, засмеялись, кое-кто стал отпускать острые шуточки, но Выря цыкнул на свое стадо, и все стихло.

— Ты свою кровать, Леня, не ищи. Здесь спать будешь, — пахан кивнул на койку, на которой сидел Алексей и, зевнув, повернулся на бок, давая всем понять, что пора спать.

Алексей понял, что получил что-то вроде повышения по службе. Плохо это или хорошо, он не знал, сейчас его неумолимо тянула к себе поверхность постели. Хотя сквозь свалявшийся матрас прощупывались жесткие железяки панцирной сетки, но по крайней мере здесь он мог вытянуться во весь свой немалый рост. В короткой клетушке карцера, на откидном топчане он не мог сделать и этого. Через пару минут Алексей захрапел и не слышал, как обернувшийся в его сторону Выря удивленно сказал:

— Во дает, лейтенант! Полкружки чифиря вылакал и спит как сурок.

Со всех сторон услужливо засмеялись, но он опять прикрикнул на свою паству:

— Ша, хорош ржать! Отбой.

Старый уголовник долго лежал в темноте, прислушиваясь к молодецкому храпу своего нового телохранителя. Сам Выря давно и жестоко страдал бессонницей.

Тем временем жизнь в городе Энске шла своим чередом. Дела у нового мэра шли по-разному, когда хорошо, но чаще не очень. В первые дни правления пришлось перетрясти весь аппарат управления. Первым делом он избавился от алкоголика-юриста, пристроив его в городской архив. Неожиданностью для него стало заявление об уходе от Ангелины Васильевны. Спирин не думал ее менять, она вполне его устраивала. Он ее вызвал, попробовал убедить остаться. Но она только качала головой.

— Я не могу, — лицо Ангелины дрогнуло, и Виктор вдруг увидел, как она постарела после смерти Гринева. То, что раньше лишь угадывалось: морщинки возле глаз, легкие мешки под нижними веками, первая седина, то теперь проявилось в полную силу. — Я хочу заняться воспитанием сына, раньше я так мало времени уделяла ему.

Недели через две, проезжая по городу, Виктор увидел Ангелину, идущую рядом с плотного сложения подростком. Он видел их какие-то секунды и не близко, но ему показалось, что походкой и своеобразной манерой держать голову чуть набычившись паренек напоминал старую фотографию молодого Гринева.

Неожиданной и неприятной новостью для нового мэра оказался конфликт с

Южаковым. Ранее не выражавший честолюбивых амбиций, зам по экономическим вопросам вдруг обиделся, что его обошли, и стал откровенно саботировать работу и порой грубить Спирину. Тот попробовал говорить с ним, но Южаков смотрел волком, и Виктору пришлось отправить его на бетонный завод вместо умершего Дерчуна. Сразу подобрать экономиста такого уровня Спирину не удалось, и ему волей-неволей приходилось самому заниматься финансовыми делами города. Это отнимало много времени, и Виктору пришлось делать то, что раньше он считал дурным тоном — задерживаться на работе дольше положенного времени.

Не получилось ничего из затеи привлечь инвестиции корейцев и создать на базе одного из цехов совместное предприятие. Но зато Шамсудов открыл цех по производству рубероида. Спирин все больше проникался уважением к этому человеку, его светлой голове и цепкой деловой хватке. Он один давал городу более тысячи рабочих мест.

Но самое главное, что все-таки удалось претворить в жизнь идею с городским рынком. Огромный плакат вдоль железной дороги с самого начала строительства предупреждал всех проезжающих, что с первого ноября открывается Энский вещевой рынок, милости просим! Спирин уговорил своих компаньонов на телевизионную рекламу, этот ролик три месяца гоняли по местному телевидению и даже пару раз показали по центральному. Основной упор делался на удобное расположение города, дешевые гостиницы. Действительно, постарались учесть все, даже перенесли место остановки поездов с первого пути на четвертый и пятый, поближе к рынку. От перрона заасфальтировали дорогу, на самом перроне дежурили с десяток носильщиков с тележками и даже электрокар. Огромные цеха несостоявшегося завода оборудовали торговыми рядами, причем челнокам не приходилось таскать с собой весь товар, на ночь все их сумки запирались в оборудованные под прилавки шкафы, а затем помещение запиралось на ночь, а внутри оставалась лишь свора натренированных овчарок. Для более солидных оптовых поставщиков отвели другое здание, рядом, где они могли выставить свою продукцию на постоянной выставке. Там продавалось все, от куриных окорочков до большегрузных автомобилей. За порядком на рынке и днем и ночью присматривали люди Нечая, официально зарегистрированные как охранный кооператив «Марс».