Вячеслав Денисов - Грабеж – дело тонкое

– И тут опять помог ангел-хранитель Савойский! – тихо хохотнула она, довольная своим хитроумием и моей похвалой. – Раньше он помогал подставлять под сотрясение мозга потенциальных богачей, а теперь он использовал свою вездесущность в СИЗО. И кого он там уболтал?

– Есть там среди оперсостава один паренек... Лодка здесь?

Мы стояли перед дверью, на которой располагалась ручка в виде металлического колеса. Любят на флоте такие прилады...

– Здесь, – ответила она. Здесь же и насос.

– Давай диктофон.

– Черта с два. Я отдам его тебе тогда, когда мы окажемся в лодке.

Мне вдруг пришла в голову шальная мысль.

– Слушай, красавица... Едва мы отплывем от парохода, менты тут же начнут расстреливать меня с верхней палубы, как в тире. В меня, может, и не попадут, но лодку пробуравят – точно. До берега двести метров, а плыть с сумкой...

– Ты, Рома, хоть и дерзкий, но дурак. – Вика провела ладонью по моему лицу. – Хотя мне такие и нравятся. Дерзкие и сумасбродные... Кто в тебя будет стрелять, если в лодке буду сидеть я? Интересно, на какой минуте нашего плавания в лодке к берегу им придет в голову мысль, что я – не заложница?

Едва она задала этот вопрос, я понял, что нужно срочно менять тему нашего разговора. Если сейчас она догадается, что я вовсе не рассматриваю наше путешествие как перспективное для нее, она может поднять шум. И тогда все пропало.

– Верно, – согласился я. – Ты просто гений. А насос тут же?

– Тут же, тут же... – Она крутнула ручку, после чего я сразу поверил, что ее папа на самом деле часто брал дочку на борт. – А что Савойский?

– Савойский будет молчать. Менты ищут Решетуху. Доказательств, что он и я – одно лицо, у них нет. Одни догадки, подтвердить которые могу лишь я. Никто не вспомнит Мишу в Тернове, все будут указывать пальцем только на меня. Но в Новосибирске я гость редкий. После наших с Мишей общих дел прошло пять лет, родных и знакомых в Новосибирске у меня мало. Они есть, но вряд ли милиция сможет на них выйти. Так что дело Савойского – молчать. Наши дороги разошлись, и, чем дольше мы теперь с ним не будем видеться, тем лучше.

– А откуда вообще появился этот сумасшедший бедняга Кантиков? – Вика распахнула дверь, и мы попали в очередное темное помещение, пахнущее речной водой и креозотом.

– Я держал киоск в Тернове, а он болтался рядом, подрабатывал и подворовывал. Я взял его к себе и вскоре выяснил всю его подноготную. Врачи предрекали ему скорую смерть от апоплексического удара или травмы головы при падении во время припадка. Один удар в лоб этому маленькому, болезненному человеку – и дни его были бы сочтены. А после того, как у меня и Савойского нашлась общая тема для обсуждения, было решено привлечь Кантикова в качестве подельника. Все предельно просто. Звонок в дверь, после которого хозяин запоминает маленького веснушчатого милиционера, и щелканье замками. Кантиков льет газ в лицо жертве, а далее следует сокрушающий удар в лоб от меня. После такого потерпевший может сообщить милиции лишь приметы человека, предъявлявшего в «глазок» милицейское удостоверение, и сумму пропавших денег.

– Нужных людей, конечно, подставлял адвокат? Держи насос...

– Конечно. А как он работает?..

– Как все, что сосет и выдувает. А что за история с золотой иконкой? Как ты ее подкинул бедолаге Андрушевичу?

Я вздохнул. Кажется, милицейская братия действительно играет, как по нотам.

– У меня сроду не было такой иконки. Зато она всегда была у Андрушевича. Я знал, что он на примете у мусоров, оставалось лишь заметить на нем то, на что потом указать в заявлении. Парню нужно было просто признаться в том, что кулон принадлежит ему, а он стал от него отказываться. Глупость, вызванная страхом. Лишнее подтверждение того, что она к нему попала почти так же, как описал в заявлении я. Только это, как говорится, совершенно другая история... Где эта долбаная лодка?!

В темноте раздался шорох плотного резинового материала. Не нужно быть мудрецом, чтобы догадаться: плутовка разыскала сдутую лодку.

– И что, такая есть на каждом судне? – спросил я, принимая на руки нескончаемый поток холодной резины.

– На каждом. Это средство спасения экипажа. Лодка вмещает восемь человек, так что наши миллионы в ней легко разместятся.

«Наши»... Откуда у некоторых людей столько уверенности в завтрашнем дне. Что теперь? Наверное, я выдал свою последнюю мысль вслух, потому что тотчас услышал ответ:

– А теперь бери эту тяжесть и тащи на корму. Пойдешь впереди, потому что иначе мы не развернемся. Впереди будет коридор, по которому мы только что шли. Иди по нему до тех пор, пока не уткнешься грузом в стену. Там смело поворачивай направо и выходи на свежий воздух. Не волнуйся, едва ты упрешься лодкой в тупик, тебе сразу пахнет в лицо речным запахом. Это значит, что мы в двух шагах от спасения. Только потом...

Она приблизила свое лицо к моему, и я снова отчетливо почувствовал аромат ее шампуня.

– Только потом, Ромочка, нам нужно будет действовать как можно быстрее. Я присоединю насос к лодке. Это тридцать секунд. Лодка наберется воздухом за три минуты. Еще минута уйдет на то, чтобы сбросить ее на воду и прыгнуть самим. Ты можешь сделать так, что, если кто-то из команды появится на корме, ты не дашь ему нам помешать?

– Ты лучше думай о том, как быстро ты сумеешь накачать этот «ноев ковчег»! – Я начинал немного волноваться. Я сейчас не видел того, кто мог бы помешать мне покинуть этот проклятый пароход!..

– Тогда пошли, Ромка... – сказала она. – Весла у меня.

Она не забыла даже о веслах, о которых я в горячке даже не подумал... Мне жаль будет оставлять эту девчонку на берегу, она не чета этим слюнявым Савойским и Кантиковым.

На корме никто так и не появился. Мы с Викой столкнули в бурлящую под винтами корабля воду лодку и прыгнули следом за ней...

Попав в водоворот крутящего момента, оставленный после прохода судна, я вдруг подумал о том, что если в ближайшие пять-шесть секунд не появлюсь на поверхности, чтобы забрать набитыми углекислым газом легкими свежего воздуха, то сумка, болтающаяся у меня на плече, мне уже никогда не пригодится. Меня тащило за винтами, как бумажку, привязанную ниточкой к хвосту кота. Угодить под разрезающие воду винты я не боялся, корабль был уже далеко, но меня подстерегала другая беда – я находился почти в трех метрах под водой и задыхался, а еще не сделал ни одного движения для того, чтобы начать подъем на поверхность...

В моих висках бешеной дробью колотилась, разыскивая в мозге кислород, кровь, я дергал руками, пытаясь ухватиться пальцами за блестящее надо мной зеркало неба... Небо было серым от грязной речной воды, бурлило пузырьками и становилось все бледнее и бледнее. Кажется, я ухожу вниз...