Эд Макбейн - Крах игрушечной страны

— Что — это?

— Покопался у меня в сумочке.

— Ночью. Сразу после того, как привез тебя на яхту.

— Ты не имел на это права. Чья это яхта?

— Одного моего друга.

— И ты ее позаимствовал, чтобы держать меня в заточении. Безо всяких законных оснований. Вы крупно влипли, ребята.

— Сильнее всех сейчас влипла ты, Тутс. Поэтому я здесь.

— Ты мне не нужен, Уоррен. Все, что мне от тебя нужно…

— Нет.

— Я не употребляю наркотики. Мне не нужен охранник. И надсмотрщик тоже не нужен. Мне не нужно, чтобы ты за мной присматривал, Уоррен.

Все, чего я хочу, это чтобы ты отомкнул этот чертов наручник!

— Нет.

— Уоррен, оставь меня в покое. Я имею право делать все, что захочу.

— Я не позволю тебе принимать крэк, Тутс.

— Я буду делать то, что…

— Нет.

— Тогда я буду кричать.

— Кричи на здоровье.

— Сюда придет Береговая охрана.

— Никто сюда не придет, золотце.

Тутс разрыдалась.

Это была яхта длиной в семьдесят пять футов, и стоимостью в четыре миллиона долларов. Яхта была достаточно велика, чтобы со всеми удобствами разместить два десятка гостей. Сейчас эти гости стояли на палубе, разговаривали, потягивали коктейли и любовались закатом над Мексиканским заливом.

Яхта называлась "Морская Сивилла", в честь своей хозяйки, Сивиллы Розенберг. Мужем Сивиллы был Давид Розенберг, главный компаньон фирмы "Розенберг, Кэтловиц и Фрэнк", и каждый из этих троих зарабатывал куда больше меня. В Калузе всегда было известно, кто сколько зарабатывает. В этом райском приморском уголке, в этих Афинах Флориды всегда хватало состоятельных людей. Большая часть этих денег пришла сюда из Канады или со Среднего Запада. Я полагаю, это объясняется тем, что если вы возьмете карту и проведете из Торонто линию на юг, то она пройдет через Кливленд и Питсбург, и, прежде чем добраться до Гаваны, уткнется в Калузу.

Совпадение, а может, и судьба свели нас с Лэйни на борту этой яхты. В маленьком городе человек, выпущенный под залог, может очень приятно провести время, даже если его будут обвинять в убийстве мамы, папы и любимого попугайчика. Лэйни превратилась в калузскую знаменитость — Женщина, Обвиняемая в Убийстве. Я полагал, что в течение ближайших недель ей будут уделять массу внимания, и знал, что не могу запереть ее в доме или постоянно присутствовать рядом с ней и прислушиваться к каждому ее слову. Теперь она оказалась в центре внимания гостей яхты, каждый из которых желал знать, что чувствует человек, обвиняемый в убийстве. Слава Богу, Лэйни успешно уклонялась ото всех попыток поподробне распросить ее о том, что все-таки произошло на яхте Толандов.

Что же касается меня, то все считали своим долгом поинтересоваться, как я себя чувствую.

И все продолжали спрашивать, на что это похоже.

Сегодня я врал.

Это был мой личный способ развлекаться. Я поступал так даже до того, как одной темной грозовой ночью схлопотал пулю. Я всегда ненавидел вечеринки, особенно вечеринки, устраивамые на закате. А сильнее всего я ненавидел вечеринки, устраивамые на закате на яхтах.

Мне зачастую казалось, что состоятельные люди, съехавшиеся сюда из городов с непроизносимыми названиями вроде Миннеаполиса или Милуоки, устраивают эти вечеринки лишь потому, что им нравится любоваться на закат.

— Я обнаружил, что смотрю в лицо Богу, — сказал я.

— И как она выглядела? — поинтересовалась Эгги Пратт.

Когда-то давно у меня был бурный роман с Эгги. Собственно, именно Эгги послужила причиной того, что наш брак со Сьюзен распался. Это было трудное для меня время, но теперь все это осталось в прошлом, лишь солнце, как и тогда, садилось в бескрайнее море.

Эгги в конце концов развелась со своим мужем Джеральдом и вышла замуж за человека по имени Луис Пратт. Он издавал "Калузский Геральд-Трибун". Я никак не мог привыкнуть к тому, что теперь ее следует называть миссис Пратт. На мой взгляд, сегодня вечером она выглядела просто замечательно. Я даже удивился, что это со мной происходит. Ее серые глаза мягко мерцали в лучах заходящего солнца, а на губах, когда она произнесла свою шутку насчет того, что Бог был женщиной, играла легкая улыбка. Ее длинные черные волосы (Эгги, а не Бога) были собраны в прическу "а-ля Клеопатра", а черное вечернее платье с глубоким вырезом демонстрировало сокровища, которые я вспоминал с нежностью, но воспоминания уже сделались достаточно расплывчатыми.

Среди прочих людей, окруживших меня и желающих знать, как же, ради Бога, выглядел Бог, стояла и Патриция Демминг. Я никак не мог определить по выражению ее лица, понимает ли Патриция, что я ломаю комедию. Возможно, она и правда думала, что в ту ночь, когда я плыл по лимбу, мне довелось созерцать Всемогущего. Ее красное платье — любимый цвет Патриции, между прочим, — тоже имело экстравагантно низкий вырез.

Это смотрелось особенно пикантно в свете того факта, что Патриция вроде бы занимала степенную и серьезную должность помощника прокурора. Но, невзирая на должность, она оставалась красивой женщиной с хорошей фигурой. В данный момент Патриция находилась отнюдь не в зале суда, и дерзкий фасон ее платья демонстрировал куда больше сокровищ, чем я мог припомнить. Куда же вы ушли, Джо ди Маджио?

— На самом деле, Бог был мужчиной, — сказал я. — и он был похож на Джо ди Маджио.

Моя бывшая жена Сьюзен также присутствовала на борту "Морской Сивиллы" — вот до чего доводят людей маленькие города и большие яхты!

Когда солнце окунулось в залив, она вместе с остальными гостями принялась охать, ахать и чуть ли не визжать, выражая восторг. На Сьюзен сегодня было очень короткое болотисто-зеленое платье, позволяющее созерцать ее эффектные длинные ноги — спасибо, их я помнил отлично, — хотя мне вовсе не хотелось, чтобы Сьюзен заметила, что я обратил на них внимание. Небо неожиданно приобрело необычайно сексуальный бархатно-фиолетовый оттенок — блин, да что это со мной сегодня?

— И о чем вы с Богом разговаривали? — поинтересовалась Эгги.

— О сексе, — сказал я и встретился взглядом с Патрицией. Она одна не рассмеялась при этом моем замечании.

— А разве человек может думать о сексе, когда он лежит в коме? — спросила женщина по имени Андреа Лэнг.

— Мэттью думает о сексе постоянно, — тоном знатока пояснила Сьюзен, как особа, много лет состоявшая с обсуждаемым мужчиной в законном браке. Этот комментарий пришелся не по вкусу Патриции.

Патриция развернулась и перешла к группке прилипал, собравшихся вокруг Лэйни. Мгновение спустя она передумала — в конце концов, она была сотрудником прокуратуры, и один из ее коллег будет вести это дело, — подошла к стойке бара и протянула бармену свой опустевший бокал. Еще через несколько секунд Лэйни подошла к тому месту, где стоял я — уже в одиночестве. Я здорово наловчился расчищать место вокруг себя.