Дик Фрэнсис - Заезд на выживание

— У меня все иначе, — смеясь, заметил Стив и взмахнул руками. — Когда выигрываю, забираю всю славу и честь себе, а когда проигрываю, говорю, что лошадь подвела.

— Или тренер виноват, — подсказал кто-то.

Все дружно расхохотались. Такая вот пустая болтовня в раздевалке служила своего рода противоядием, лекарством от страха. Ведь пять-шесть раз на дню эти ребята ставили свои жизни на кон, скакали на лошади весом до полутонны со скоростью тридцать миль в час, перескакивали через препятствия высотой пять футов, и при этом без всяких там ремней и подушек безопасности, почти без всякой страховки.

— Пока сам ее не остановишь. — В голосе слышался ярко выраженный шотландский акцент.

Смех тотчас стих. Скот Барлоу, как бы это поаккуратней выразиться, был не самым популярным завсегдатаем жокейской раздевалки. Если б этот комментарий последовал от кого-то другого, он вызвал бы новый обмен шутками и колкостями, но от Скота Барлоу мог исходить только негатив.

Как и Стив Митчелл, Барлоу был одним из троицы сильнейших и периодически выигрывал то одно, то другое соревнование. Но причина, по которой он не пользовался популярностью у коллег, заключалась вовсе не в том, что ему сопутствовал успех. А в том, что у него была дурная репутация. Заслуженно или нет, но жокеи считали, что именно он доносит начальству на своих товарищей, если кто-то из них нарушал правила. Как предупредил меня однажды Рено Клеменс, третий из «большой» тройки, «Барлоу — стукач и гнида, так что при нем лучше держать язык за зубами. И не показывать ему квитки по ставкам».

Профессиональным жокеям не разрешается делать ставки на своих лошадей. Это прописано отдельным пунктом среди прочих условий и правил в их лицензиях. Но кое-кто, разумеется, иногда нарушал этот пункт, и мне дали понять, что Барлоу не брезгует шарить по карманам своих товарищей жокеев в поисках незаконных корешков от платежных чеков по ставкам, чтоб потом передать их распорядителю скачек. Занимался он этим или нет, не знаю, во всяком случае, за руку его еще ни разу не ловили. И не было никаких доказательств, чтоб передать дело в суд, хотя все верили в подлость Барлоу твердо и безоговорочно.

Сколь ни покажется странным, но мне, жокею-любителю, разрешалось делать ставки, чем я регулярно и занимался, но ставил при этом всегда только на свою лошадь. Таким уж был оптимистом.

Находились мы в раздевалке ипподрома Сэндо-ун-Парк, в Суррее, где я должен был принять участие в пятом забеге. Для наездников-любителей предназначалась трехмильная дистанция с препятствиями. Это было для меня настоящим испытанием, участвовать в больших субботних скачках. Надолго любителей редко выпадало такое счастье, особенно по уик-эндам, и мне приходилось загодя ограничивать себя в еде, поскольку я неумолимо набирал вес, что вполне естественно для мужчины, которому скоро стукнет тридцать шесть, ростом пять футов и десять с половиной дюймов. Я из кожи лез вон, чтоб согнать эти лишние фунты, и на протяжении долгих зимних месяцев голодал, чтобы весной можно было посоревноваться с жокеями-любителями. Эти скачки специально были придуманы для таких, как я, и принимающие в них участие наездники имели больший вес, нежели обычно профессионалы. Нет, конечно, я уже не надеялся достичь прежних десяти стоунов1. (Стоун — английская мера веса, равен 14 фунтам, или 6,35 кг.)

Одиннадцать и семь десятых стоуна — вот идеальный вес, к которому я стремился, причем тут учитывался не только вес самого тела, но и одежды, специальных ботинок и седла.

Жокеев вызвали на третий забег, главное событие дня, и, как обычно, они не бросились к дверям сломя голову. Жокеи — народ суеверный, большинство старается выходить из раздевалки в самом хвосте — чтобы не отпугнуть удачу. Другим же было просто неохота торчать лишнее время на парадном круге, беседовать с владельцем или тренером лошади, на которой они собираются скакать. И вот они тянут время, топчутся на одном месте, заново протирают уже и без того зеркально-чистые очки — до тех пор, пока не брякнет колокольчик, призывающий в седла, и распорядители не попытаются буквально вытолкнуть их наружу.

Я схватил свои вещи, валяющиеся на полу, чтоб не затоптали, прижал к груди и держал до тех пор, пока не удалился последний из этой шайки копуш, затем накинул твидовый пиджак поверх шелковой ветровки и направился в комнату взвешивания смотреть забег по телевизору.

Мимо финишного столба промелькнули сине– белые полоски — Стив Митчелл опережал соперников примерно на голову, финишировали все очень кучно. Итак, Стив Митчелл теперь обходил ближайших соперников, Барлоу и Клеменса, на одно очко.

Я вернулся в раздевалку, это святилище жокеев, и начал мысленно готовиться к пятому забегу. И обнаружил, что нужда в такой подготовке велика — мысли просто необходимо было привести в порядок, правильно настроиться. Если этого не сделать, меня ждет полный провал, и я проиграю, не успев толком даже начать. А поскольку оставшиеся мне соревнования можно было по пальцам пересчитать, не хотелось напоследок опозориться.

Я уселся на скамью, что тянулась вдоль всего помещения, и снова начал проигрывать в голове весь маршрут и свои действия, от того момента, как приближусь к первому препятствию, и до того, как подойду к последнему, если, конечно, повезет. И, разумеется, я представлял, что выигрываю этот забег, что все мои опасения, предвкушения и ожидания превратятся в радость победы. А почему нет, вполне вероятно. Ведь мы с моим мерином начинали этот сезон фаворитами. Ведь ему удалось-таки выиграть на фестивале в Челтенхеме в марте, причем весьма убедительно.

Стив Митчелл вальсирующим шагом влетел в раздевалку, и улыбка на его лице была шире восьмиполосной автомагистрали.

—Ну, что ты на это скажешь, Перри? — воскликнул он, похлопав меня по спине, чем вывел из транса. — Здорово, черт подери! Просто супер! Как я сделал этого ублюдка Барлоу! Видел бы ты его морду! Чуть не лопнул от злости! — Он громко расхохотался. — Так ему и надо!

—За что? — с невинным видом осведомился я.

Секунду Стив стоял неподвижно и смотрел на меня подозрительно.

—Да за то, что он гад и ублюдок, вот и все, — ответил он и отвернулся к вешалке.

— А он на самом деле такой?.. — спросил я. Стив обернулся ко мне:

— Какой?

— Ублюдок.

Повисла неловкая пауза.

—Чудак ты все же, Перри, — раздраженно заметил Стив. — Какая разница, черт побери, на самом или нет?

Я уже пожалел, что затеял этот разговор. Барристерам порой трудно обзаводиться друзьями, такая уж у них участь.

— В любом случае ты молодец, Стив, — сказал я. Но момент прошел. Стив просто отмахнулся и снова повернулся ко мне спиной.