Сергей Донской - Конь в пальто

Еще далеко не старый, хотя изрядно потрепанный жизнью алкаш, добиравшийся на автопилоте домой баиньки, не был знаком ни с двумя заговорщиками, ни с их жертвой. Казалось, уж кто-кто, а он тут совершенно ни при чем. Так только казалось.

Он попал в эту грязную историю прямиком из притормозившей у тротуара белой «девятки», мягким кулем вывалился на мокрый асфальт, но тут же собрался в одно вертикальное целое и зашагал к маячащим в двухстах метрах огням девятиэтажки.

– Во дает! – искренне восхитился наблюдавший за ним из машины крепыш с коротко остриженной колобкообразной головой. – Точно по курсу!

– Сейчас упадет, – предположил его сосед за рулем. У него была точно такая же круглая башка, но очень уж здоровенная, чтобы сравнивать ее с озорным колобком. У колобков не бывает таких чугунных физиономий, оловянных глаз и сигарет в желтоватых клыках. И вообще у парня имелось погоняло – Бур. За «колобка» можно было очень запросто схлопотать.

– Навернулся! – радостно подтвердил третий седок «девятки». Всем, кто ему не импонировал, он обычно предлагал что-нибудь полечить: мозги, зубы, печень. В зависимости от пола «пациента» обещал кастрировать или вывернуть матку наизнанку. У него имелось какое-то человеческое имя, но в своих кругах он проходил как Лекарь, и его это вполне устраивало.

– Подмогнем? – неохотно предложил безымянный колобок, ничем не заслуживший написания с прописной буквы. – Хан велел проводить до самой двери. Чтобы без этих… аксессуаров, во!

– Лично мне в падлу, – не согласился Лекарь. – Сам дошкандыбает, чмо болотное.

– Встанет, – поддержал его Бур, азартно перебрасывая сигарету из одного угла рта в другой. – Алконавты, они живучие.

И снова интуиция его не подвела.

– Ты гля, оклемался! – умилился колобок. – Потопал! А я боялся, что его придется из муляки вытаскивать. Корочки-то новые, сегодня в первый раз набул…

– Лучше бы носки новые набул, – проворчал Бур. – Ты их реже меняешь, чем ботинки.

– Вчера только поменял!

– Ага, с левой ноги на правую.

– Лекарь, подтверди!

– Подперди-подперди, Лекарь, раз дружбан просит.

Того долго упрашивать не пришлось. Дурашливо объявил газовую атаку и первым опустил стекло со своей стороны. Ржали в три глотки, перекрывая звуки потешных лекарских потуг.

Им было весело. Свое ответственное задание «три танкиста, три веселых друга, экипаж машины боевой» выполнили с честью.

Позавчера этого же вусмерть пьяного тридцатилетнего доходягу не высадили из «девятки», а, напротив, бережно в нее погрузили. Инструктаж Хана, под которым ходил экипаж, был лаконичным и однозначным. Встретить на улице. Заманить бутылкой и вежливым обхождением. Передать с шестью бутылками водяры на руки Лариске Защеке. Лариску предупредить, чтобы поила «тело» до усирачки, выполняла все его прихоти, а за порог не выпускала. Подкармливать, чтоб не сдох. В очень умеренных дозах клофелин. Через двое суток тело забрать и доставить к месту проживания, но без копейки денег, чтобы оно никуда не рыпнулось.

Лариске поручение понравилось. Хлопот с временным постояльцем было всего ничего. А ей, одноногой, списанной по инвалидности проститутке, – и харч, и развлечение. С четким интервалом в четыре с половиной часа постоялец пробуждался, похмелялся и заново знакомился со своим безногим ангелом– хранителем.

– Михаил, – говорил он вежливо. – Очень приятно. Мы где?

Лариска резво ковыляла к нему, подливала водочки, подсовывала яичко или огурчик. Перед тем, как провалиться в новое забытье, гость обязательно отчетливо произносил: «Праздник, который всегда с тобой». Но больше всего потрясло Лариску то, что один раз он ее вполне грамотно поимел. И в ее короткой памяти это был второй или третий случай, когда кому-то вздумалось целовать ее в губы.

Она опечалилась, когда за Мишей пришли, расшевелили его немножко и объявили, что курорт закончился.

– Нечего ждать, незачем жить, некуда больше спешить, – продекламировал он, глядя мутными глазами примерно в направлении парней, но явно не видя их в упор. – Я остаюсь. Принесите гитару.

Лекарь сунулся было к нему с предложениями вставить клизму и прочими оздоровительными процедурами, но Бур отстранил его, взвалил алконавта на могучее плечо и понес к выходу.

– Оставили бы мужчинку еще на одну ночку, – робко пискнула Лариска, за что схлопотала от Лекаря по редко целованным губам.

Миша не сопротивлялся. Его доставили к дому, но во двор заезжать не стали, побрезговав марать свежевымытую «девятку» глинистой жижей, расползшейся с курганов развороченной земли: микрорайон отгородился от внешнего мира окопами и оборонительными рвами.

По этой сильно пересеченной местности и перемещался Миша, не глядя под ноги, ничего не соображая, а лишь подчиняясь заданной инерции, как пуля на излете. В этот момент он вряд ли смог бы вспомнить, как его зовут. Причудливая траектория каким-то чудом уберегала Мишу от расставленных строителями ловушек. Подвернись ему яма, он бы туда сверзился и ночевал скорее всего не дома. Что, впрочем, не так уж сильно и нарушило бы планы Хана.

Выпасть из ханских планов живым редко кому удавалось. Если сравнить этого человека с шахматистом, то играл он всегда черными, но ходил когда вздумается, как вздумается и куда вздумается, сметая мешающие фигуры противника с доски по своему усмотрению. Своих пешек Хан жаловал не больше, чем чужих.

Повинуясь его воле, пьяная до полной невменяемости и неузнаваемости фигура все же пересекла грязное поле, уткнулась в родительскую дверь и потянула руку к звонку…

Дзк!.. Дзззк!..

Пипочку звонка Борис Петрович трогал пальцем робко и деликатно, как вечный хорошист, впервые щупающий девочку за самое нежное местечко. Виноватой осанкой он тоже походил на положительного ученика, неожиданно заявившегося домой с двойкой за прилежание.

Борис Петрович даже боялся себе представить, что произойдет, если дверь откроется и встретит его на пороге освободившаяся супруга. Чем она его встретит, он примерно догадывался и даже слегка жмурился заранее. Как объяснять свое идиотское поведение? Что говорить в оправдание? В общем, это были пренеприятнейшие мгновения в его жизни.

Дверь, однако, не распахнулась.

Указательный палец Бориса Петровича вернулся в исходную позицию, нерешительно завис над звонком и вдруг ткнулся с отчаянной решимостью.

Дззззк! – Пауза… – Дзззззззк!!!

Что такое?

Вместо того, чтобы позвонить в третий раз, Борис Петрович отдернул руку, как ошпаренную. Ему почудилось, что за дверью кто-то перемещается, осторожно отдирая липнущие к линолеуму босые ступни. Обливаясь холодным потом, он вслушивался до звона в ушах. А когда попытался успокоить себя, убедить в том, что шаги – плод больного воображения, до него донеслось… пение.