Сергей Донской - Наркомент

– В чем дело, Юра?! – взвизгнула коммерческая жена – коротко стриженная шатенка, одна грудь которой вызывающе вывалилась из атласного бюстгальтера. Являя собой пародию на воинственную амазонку, она стояла на пороге кухни и суматошно пикала клавишами телефонной трубки, которая никак не желала отзываться. – Что здесь происходит?!

– Пока ничего, – успокоил я ее. – Но сейчас произойдет.

– Ыть! – покряхтывал хозяин, подустав пятиться под моим напором. – Ы-ых!

Мы ввалились в кухню, слегка потеснив атласный лифчик заодно с голой грудью шестого размера. Здесь аппетитно пахло, здесь заманчиво шкворчало, разве мог я свернуть с прямого пути в святая святых каждого хлебосольного дома?

– Что на сковородке, Юра? – поинтересовался я.

– Бекон! – ответила с вызовом одногрудая шатенка. – А вам какое дело?

– И в самом деле, никакого, – легко согласился я. – Мне безразлично, что вы здесь жарите, для чего ходите дома в галстуках и тесных лифчиках, почему у одного носки дырявые, а у другого (я тактично не стал уточнять, у кого именно) давно не брито под мышками. Ваше полное право делать здесь все, что заблагорассудится. Но там, в перегородке, – не выпуская из рук Юрину рубашку и галстук, я мотнул головой в направлении прихожей, – там нейтральная территория, ничейная. И я хочу, чтобы вы никогда, – встряхнув Юру для пущей убедительности, я повторил: – никогда не забывали об этом!

– Вы мне за это заплатите! Ты и эта старая мымра!

Коммерсант до мозга костей, он даже в такой критический момент думал о плате. Напрасно! Ему следовало в первую очередь позаботиться о собственной заднице.

Поудобнее перехватившись, я резко поднял его над полом и, недолго продержав на вытянутых руках, с размаху усадил прямо на раскаленную сковороду, где плавали в жиру подрумянившиеся ломтики сала.

– Вау!!! – завизжал Юра.

– Ё-ё-ёй!!! – супруга поддержала его почему-то низким контральто, хотя до этого ее голос был ближе к писклявости.

Его жена вдруг перестала голосить и выпучила глаза. Оглянувшись, я понял причину ее неожиданной сдержанности: в двух шагах от нее застыла Верка, картинно держа в обеих вытянутых руках свой внушительный газовик.

Юра тоже проникся серьезностью момента. Морщась и ойкая, он поливал подкопченный зад водой из чашки, но никаких иных проявлений неудовольствия себе не позволял.

Таким образом, в моем распоряжении находилась небольшая, но очень внимательная, молчаливая аудитория, готовая воспринимать каждое слово моей коротенькой лекции.

– Вот что, птенчики. Если история с дверью повторится, или вы каким-нибудь другим образом станете ущемлять вашу соседку… – Выдержав паузу, я значительно подчеркнул: – Тамару Осиповну, то наше сегодняшнее знакомство покажется вам невинной шуткой. В перегородке я поселю самого злого и здорового кобеля, которого можно найти за деньги, и этот кобель…

– У нас маленький ребенок! – плаксиво сообщила гологрудая шатенка.

– Мы можем договориться, – быстро сказал Юра, удерживая руки за спиной.

– А разве мы еще не договорились? – я высокомерно выгнул брови.

– Конечно, конечно, – зачастил он. – Запасные ключи в прихожей на гвоздике висят.

– Сейчас, Юра, ты снимешь их с гвоздика и вручишь Тамаре Осиповне с наилучшими пожеланиями. Задача ясна? – Дождавшись двойного утвердительного кивка, я приглашающе похлопал Верку по плечу и двинулся к выходу.

Тамара Осиповна выделила нам отдельную комнату, в которой мы невольно притихли, словно оказались в музее старины. Доисторическая никелированная кровать с горкой подушек, древняя мебель, скорее всего сработанная еще из лесоповальной древесины гулаговских лагерей, бесчисленное множество групповых портретов выпускных классов. Свой я отыскал не без труда, а, опознав собственную физиономию, не смог удержаться от умиления:

– Полюбуйся, Верунчик, на этого нахального и самоуверенного типа!

– Можно подумать, ты очень изменился! – фыркнула она, скользнув взглядом по снимку.

Я продолжил обход комнаты, остановившись у странного шаткого сооружения из светлого полированного дерева, на полках которого покоились книги. Конструкция была увенчана бюстиком Ленина и вазочкой с пластмассовыми розами.

– Это называется этажеркой, – пояснила возникшая за моей спиной Тамара Осиповна.

– Точно! – обрадовался я. – Когда я был совсем маленьким, у нас была точно такая же.

– Когда-то у всех были одинаковые этажерки, – сказала учительница с легкой мечтательностью в голосе. – Одинаковая обстановка, одинаковая одежда, даже интересы и взгляды одинаковые. Теперь я понимаю, что это было самое настоящее равенство.

– Тогда на зоне тоже полное равенство, – заметила Верка. – Однотипные нары, роба и одна общая светлая мечта – нажраться от пуза!

Тамара Осиповна распрямила спину, точно перед ней находился целый класс учеников, и, набрав полную грудь воздуха, произнесла:

– Милая девочка, судить о достоинствах и недостатках социализма может только тот, кто…

Нельзя сказать, чтобы я испытывал такой уж зверский аппетит после пиршества в «Бригантине», но баловаться пивком в любом случае приятнее, чем слушать препирания двух женщин, представлявших собой абсолютно несовместимые эпохи. Социализм, капитализм… Пустые звуки, пустые хлопоты. В какой-нибудь Коста-Рике захудалой люди понятия не имеют, что за строй там у них на дворе, а живут же – и явно не хуже нашего.

Пока на кухне варилась картошка, нарезался салат и творились прочие кулинарные дела, я, спрятав Пашино табельное оружие среди пыльных томов на этажерке, занялся изучением материалов уголовного дела, которое имело ко мне самое непосредственное отношение.

«…сидит на стуле, поза непринужденная, если не считать связанных за спиной рук». Очень меткое замечание насчет позы, отметил я. «… Выйдя из вышеуказанной квартиры с трупом, гражданин Бодров позволил себе цинично подмигнуть в мой адрес, после чего…» Так, показания бывшей соседки, единственные мемуары, которые она оставит грядущим поколениям. Только ни с каким трупом я по подъезду не шлялся, это поклеп, хотя циничный жест действительно имел место.

«Вышеозначенный гражданин, не пожелавший назвать ф.и.о., угрозами вынудил меня следовать в Новотроицк, где подбросил в мое транспортное средство сумку черную, спортивного типа, создав тем самым конфликтную ситуацию с неизвестными лицами, которых я не рассмотрел по причине погодных условий». К делу было подшито также собственноручное заявление Лехи, зафиксировавшее его добровольное пожертвование в виде порошка белого, героиносодержащего.

Эта писулька была подкреплена актом экспертизы, преуменьшавшим вес содержимого злополучной сумки… ровно в сто раз. Однако я все равно попадал под действие статьи о незаконном хранении и перевозке особо крупных размеров наркотических средств, ввиду чего прокуратура одобрила милицейскую инициативу о взятии меня под стражу.