Федор Московцев - M&D

Таким образом, не просчитывая сделки, он вешал на фирму товар, который сотрудники не могли реализовать в означенные сроки, а то и просто неликвид.

Cо слов профессора, он не знал реальную сумму задолженности и не имел понятия о многих сделках, хотя его личное участие в них подтверждалось свидетелями, а на бумагах стояла его подпись. Возникал закономерный вопрос: не сумасшедший ли он? Или талантливый симулянт? Выражение «чокнутый профессор» стали произносить всерьёз.

Выяснив эти и другие обстоятельства, Иосиф Григорьевич отправился в медакадемию – последнее место, откуда Синельникова ещё не попросили; места приложения его благотворительной активности – бомжатники и подворотни – не в счёт.

Войдя в заваленный книгами кабинет, Иосиф Григорьевич поздоровался, и сразу изложил цель визита.

– Благодаря вашему вмешательству Никита Морозко избежал заслуженного наказания, хотя вина его полностью доказана. Если вы отыграете обратно, уверен, что арбитражный управляющий не станет глубоко копаться в исподнем вашего кооператива «Медторг».

Голова профессора блестела – не то сиянием святости, не то отраженным от блестящей лысины солнечным светом.

– Как вы можете говорить такие вещи? Морозко признан невменяемым, его отправили на принудительное лечение, это решение суда. В делах «Медторга» я и сам хочу разобраться, конкурсное производство назначено арбитражным судом, и я не представляю, как вы, начальник ОБЭП, можете вмешаться. Объясните.

– Вы же сами понимаете ничтожность ваших доводов; Михаил Алексеевич, может, расскажете о мотивах, и мы попробуем прийти к какому-то общему знаменателю.

– Мой мотив – чтобы простые люди, у которых нет средств на квалифицированную защиту, получили её, и отстояли свои права в суде. Я считаю несправедливым то, что одни пользуются конституционными правами, а другим это недоступно. В демократическом государстве все должны быть равны.

Эти слова рассмешили Иосифа Григорьевича – профессор либо полный придурок, либо его, старого седого полковника, держит за придурка:

– Демократическое государство? Вы сказали «демократическое государство»!? Это та самая сказка для детей, в которую верят некоторые взрослые – те, что впали в детство, вы об этом сейчас толкуете?

– Что вам от меня нужно?

– Ответ такой: следователь Галеев проделал сложную работу. Замечу: свою работу, за которую государство ему платит деньги. Тут приходит профессор Синельников и говорит: «Иди-ка ты на х*й, Рашид! Твоя учёба в Высшей следовательской школе – это х**ня, а вот моя фармацевтическая химия – это сила!» Своими демаршами, Михаил Алексеевич, вы утираете нос следовательско-прокурорскому корпусу. Не слишком ли тяжелый груз на ваши дебиторские плечи?! А я пришёл сюда, чтобы решить, эффективнее мне договориться с вами, или же с другими людьми…

– Не надо так горячиться. Я так понимаю, у вас есть возможности прижать меня. Но давайте поговорим, может, вы измените свою точку зрения, или, по крайней мере, смягчите свою непримиримую позицию. Как говорят в народе, «кони чужие, пока не перекликнутся ржанием, люди – пока не завяжется беседа».

Синельников снял очки, его проницательные глаза изучающе смотрели на собеседника. Иосиф Григорьевич вспомнил показания очевидцев: профессор обладает прямо-таки дьявольскими способностями к убеждению и склонению на свою сторону. Что ж, попробуем, это даже интересно! Он едва заметно кивнул, и профессор начал диспут:

– Мы имеем такую ситуацию – наш следовательско-прокурорский корпус не выполняет своих функций. Вернее, правосудие существует только на уровне украденного мешка с картошкой. Виновного в воровстве посадят и дадут ему десять лет. Всё, что дороже мешка картошки, тут уже не правосудие, а материальные споры хозяйствующих субъектов с привлечением правоохранительных органов. Участники спора – уже не обвиняемые, не подследственные, и не истцы. Это игроки, а следственный процесс – игра. Выигрывает тот, кто больше поставит денег на кон. Это по-вашему правосудие?!

– Извините, Михаил Алексеевич. Уважаю вашу точку зрения, но я работаю с конкретными данными. Меня интересует этот пиндос – Морозко. Он виновен, или вы не верите Галееву? Что касается вменяемости, вы же прекрасно понимаете, что он сбежит из психушки, как в прошлый раз, и будут новые жертвы.

– У него явные признаки шизофрении, уверяю вас, это не моя подтасовка, а решение врачебной комиссии. Законом предусмотрено принудительное лечение и реабилитация таких людей. В обществе ещё не отрегулированы механизмы, по которым более опасные правонарушители отделялись бы от менее опасных. Поэтому, как мы тут с вами на кафедре медицинской академии, можем решить – направить Морозко в тюрьму, или же в психиатрическую клинику?

– Михаил Алексеевич, вы немного лукавите, а ведь мы договорились вести откровенный разговор. Отморозко бы хлобукнули ещё тогда, по первому эпизоду, но вы подсуетились со своей врачебной комиссией, и вытащили его. Потом милиционерам уже не хотелось связываться, пиндос встречался с дочкой Кондаурова, они волновались только, чтобы в следующий раз этот урод не наследил на их участке.

– Но, Иосиф Григорьевич, вами движет какая-то нетерпимость и предвзятость по отношению к молодому человеку. Но ведь он имеет такое же право на существование, как и…

Старый седой полковник действительно был предвзято настроен по отношению к пиндосу, посягнувшему на святое – на дочь Арины и Виктора Кондауровых:

– Не имеет! Не имеет «такого же права», потому что хоть и молодой, но уже не человек!

– ?!! – профессор картинно всплеснул руками.

– Пожалуйста, Михаил Алексеевич, я вам объясню. Во все времена в стране существовало «говно нации». Этот ярлык вешали на евреев, интеллигентов, диссидентов, и так далее – в угоду политической конъюнктуре, и как это было выгодно правящему режиму. На эти группы населения сваливали вину за все просчеты в управлении страной, причем безосновательно. В наше время, наконец, мы пришли к более менее справедливому решению – общество понимает, кто действительно является «говном нации» – это бомжи, гопота, гастарбайтеры, наркоманы, алкоголики, и нищие. Вину никто не сваливает, этот приём уже не работает, отбросы просто вываливают на помойку. Ваш подопечный подходит под определение «гопник», его нужно элиминировать. По определению.

– Не могу в это поверить! – вознегодовал Синельников. – У нас коренное разногласие по кардинальным вопросам жизни. От ваших суждений веет холокостом и фашистской селекцией. Пусть в эксцентрических формах существования Никиты Морозко проявляется юношеское легкомыслие, непродуманность поступков, даже жестокость к окружающим, и к родителям, которые сейчас мучаются в беспокойстве за него. Но ведь в путь его толкнула не жажда сверхприбыли, а потребность добыть себе элементарное. То, что его действия вошли в противоречие с законом – это проявление желания, пусть неумелого, противопоставить себя обществу современных цивилизованных джунглей. Может быть даже поиск смысла жизни. Нужно воспитать в себе всепонимающее снисхождение к людям, чтобы разобраться во всём этом.