Иосиф Гольман - Не стреляйте в рекламиста

Это было правдой. Ефим пьяниц не любил, считая это бессовестно легким способом увернуться от проблем.

— Ты мне нужен.

— Всегда рад помочь. — Борис встал со стула и подошел к Ефиму.

— Вот дискетка. Я не могу ее открыть.

— И всего-то? — удивился Прицкер.

— Не говори гоп…

— А тебе это важно?

— Не открою — погибну.

— Вот даже как, — посерьезнел Прицкер. — Значит, мне выпала редкая возможность спасти благодетеля рода человеческого.

— Типа того, — подтвердил Ефим.

Дискета была вскрыта Борей за шесть минут: Береславский засек время.

— На, читай. — Он отошел от монитора и даже скромно вышел из комнаты.

Береславский сел к экрану.

Как он и предполагал, на без малого полутора мегабайтах были аккуратно сведены в таблицу деньги и прегрешения более чем тридцати чиновников, многие из которых были в среднем и высшем звене управления страной.

Ефим тихо выругался. Выпутаться из этого дерьма будет непросто.

Боря вернулся в комнату веселее, чем был даже три минуты назад. «Значит, хранит спиртное в холодильнике или ванной», — сделал вывод Береславский.

— У тебя дискеты пустые есть? — спросил он.

— Как же можно без дискет? — удивился Ефимовой глупости Прицкер. — Три, десять, сто — сколько скажешь, дорогой.

— Три, — сказал Ефим. Он скопировал файл на дискеты и спросил Борю. — У тебя на винчестере ничего важного нет?

— Не-а, — безмятежно ответил Прицкер, голова которого болела только по утрам, и то только до опохмелки. — А чего ты интересуешься?

— Я тебе его нечаянно расформатировал.

— Сволочь ты, Фима, — беззлобно отреагировал Прицкер. — Пусти козла в огород, он тебе винчестер расформатирует. Может, все-таки выпьешь?

— Спасибо, Боб. Не сегодня.

Уже у двери Прицкер совершенно трезвым голосом сказал:

— Бросай ты этот свой бизнес. Живи в свое удовольствие.

— Это не бизнес, Боря.

— Ладно. Не знаю и знать не хочу. Если прижмет, приходи, здесь отсидишься. У меня игрушек много, — хохотнул Прицкер.

— Спасибо. Если прижмет — приду.

Ефим ушел с некоторым чувством стыда: пьяница Боря был куда добрее и сердечнее, чем многие, более успешные его однокурсники.

С Бориными дискетами Береславский распорядился следующим образом: одну запрятал в старую покрышку в своем гараже. Две других переслал курьерской почтой своим друзьям-однокашникам за пределы страны. Дискеты были зашифрованы, как оказалось, нехитрым для специалиста кодом: случайный взгляд ничего не поймет, а кому надо — разгадает.

Новым владельцам дискет Береславский позвонил из международного телефона-автомата и объяснил, куда их надо переслать, если он, Ефим, не позвонит от 25-го до 30-го октября. Одним адресатом было названо ведомство Ивлиева, другим — широко известное западное информационное агентство. И там, и там легко справятся с кодом.

Четвертую дискету, без кода, положил во внутренний карман пиджака. Она теперь — типа пропуска. Или талона. Может быть, даже на жизнь.

— И что же у вас есть, Ефим Аркадьевич?

— Вот эта дискета и несколько ее копий. — Береславский протянул дискету Дурашеву. — Здесь кода нет, можете посмотреть сразу.

Виктор Петрович взял дискету, включил стоявший на приставном столике компьютер. Взглянув на экран, понял: сбылись его худшие опасения.

— Где копии? — ничем не выдав волнения, спросил Дурашев.

— Глупый вопрос, — осмелел Ефим. — Это мой единственный шанс от вас отвязаться.

— Вы не переоцениваете своих сил, молодой человек?

«Давненько меня не называли молодым человеком», — подумал Береславский. А вслух сказал:

— Простите, не понял вопроса.

— Все вы поняли, — не сдержал злости Дурашев. — Помните анекдот, как мышка созналась в том, что она — слон?

— Только чтоб по почкам не били?

— Именно.

— Получается, вы мне угрожаете пытками, — мягко сказал Ефим. — Это нехорошо. Мы же подписали Европейскую хартию.

— Не дурачьтесь! Все это вовсе не смешно!

— Вот здесь я с вами согласен. Гестаповцы даже в комедиях не казались мне смешными.

— Что ты себе позволяешь, — заорал Дурашев. — Какие гестаповцы?

— Ну, энкавэдэшники. Один черт. Вы, кстати, перешли на «ты» и даже не заметили этого.

Но Виктор Петрович уже взял себя в руки. У этого стервеца явно есть козырь в рукаве. Кроме того, Дурашев такой тип людей хорошо знал. Они все время как на сцене. И если подобный деятель начинает играть героя, то и вести себя будет соответствующе.

— Давайте начнем сначала, — сменил тон Виктор Петрович. — Лично к вам у меня никаких претензий нет. Более того, это я отменил охоту за вами.

— Премного благодарен. Но лучше б вы ее не начинали. Тогда бы не пришлось отменять.

— Не паясничайте. У меня действительно нет к вам претензий. Черт возьми, мне нравитесь и вы, и ваш бухгалтер! Но я, приходя в этот кабинет, перестаю быть обычным человеком!

Теперь Ефим слушал внимательно. Он видел, что Дурашев говорит искренне. Может быть, даже то, что говорить не собирался.

— Я уважаю вас и ваше жизнелюбие, понимаете? Будь моя воля, я б вас наградил. И считал за честь пожать руку вам и Орлову.

— Ну, так наградите. И пожмите.

— Не могу!

— Почему?

— Потому что есть такая штука, которая называется интересами государства!

— И чем же я мешаю моему государству?

— Тем, что у вас на руках находятся данные, способные дестабилизировать обстановку в стране. Не всякая правда полезна, понимаете? Или вы будете отрицать это?

— Не буду, Виктор Петрович.

— Если эта дискета сыграет, то на выборах к власти могут прийти совсем не те, кто вам нравится. Понимаете?

— Понимаю. Но разве деятели оппозиции не занимаются тем же самым?

— Занимаются, Ефим Аркадьевич. Еще как занимаются! У меня здесь, — он показал на системный блок компьютера, — десятки таких дискеток наберется! Но знаете ли вы, что такое «электоральная депрессия»?

— Это когда кандидатура «против всех» набирает больше всех голосов?

— Именно, образованный вы мой! Теперь представьте нашу страну без идеалов, без руководства и в полном пофигизме! Весь мир содрогнется! Еще Пушкин писал про русский бунт!

— Бессмысленный и беспощадный, — кивнул головой Ефим.

— Вот именно.

— То есть вы за родину радеете?

— Без сомнения, — твердо сказал Дурашев. — Я у страны ни рубля не украл. Это я не с трибуны говорю. А в кабинете, один на один.

— А вот я, по вашим законам, наверное, украл. Потому что по вашим законам нужно заплатить налогов столько, что ничего не останется.

— Это временно.

— Нет, я не про налоги. Вы не украли, но вы и не заработали. Это я зарабатываю. Сашка Орлов зарабатывает. Мои сотрудники зарабатывают. А вы боретесь за родину. И при этом угрожаете мне, российскому гражданину, пытками. А ваши ублюдки чуть не убили семью моего друга.