Петра Хаммесфар - Могильщик кукол

О семейных разногласиях в заметке тоже шла речь. В газете была помещена маленькая фотография Марлены и описание ее одежды — джинсы с необычными заклепками и голубая спортивная куртка. Статья заканчивалась обращением к дочери Марии Йенсен. Та со всей убедительностью просила дочь вернуться и обещала, что родные не будут на нее сердиться. Ниже была напечатана просьба к обоим молодым людям, в машину которых Марлена села, позвонить в аптеку или в полицию и сообщить о местонахождении девушки. Подразумевалось отделение полиции в Лоберге.

Эрих Йенсен, лично знавший шефа местного отделения полиции, к тому же соратника по партии, проконсультировался с последним по поводу случившегося. Аптекарь не хотел никакой шумихи, тем более был против того, чтобы жена информировала прессу. Однако при поддержке брата и невестки Мария Йенсен одержала верх, и заметка была напечатана. Исходя из предполагаемого побега девушки из дома, полиция Лоберга сочла дело самым заурядным. Полицейские не видели причин для беспокойства. И никто не знал, что за четыре недели до исчезновения Марлены Йенсен пропала девушка примерно того же возраста.

Труда же оставалась в неведении относительно судьбы Свеньи Краль, так как из страха перед глупыми вопросами и домыслами ничего не стала предпринимать. Ей оставалось только ломать голову над тем, чей крик слышал Хайнц Люкка — Свеньи Краль или какой-нибудь другой девушки.

О Марлене Йенсен она и половину этого времени не размышляла. Помыв после завтрака посуду, Труда сложила газету и отнесла в гостиную, чтобы Якоб вечером смог ее прочитать. Обычно газеты приносили уже после его ухода из дома. В апреле 1987 года, перенеся усадьбу в сторону от Бахштрассе, он много выгадал. Только опоздание с доставкой газет стало некоторым неудобством.

Около девяти Труда услышала, как хлопнула дверь подвала. С завидным постоянством Бен проходил в дом через подвал. Когда-то она запретила ему топать в грязных сапогах через кухню. А Бен хорошо усваивал простые запреты. Лопату он тоже всегда оставлял внизу.

Вот и эту ночь сын провел где-то вне дома. С тех выходных в июле Бен ни одной ночи не провел в своей кровати. Если он и приходил домой на ужин, — а это случалось редко, потому что Бен опасался, что его оставят дома, — то исчезал, едва опустошив тарелку. Затем Труда видела сына только на следующее утро, когда пустой желудок звал его домой.

По лестнице Бен поднимался уже в носках, и потому его не было слышно. Каждый раз он неожиданно появлялся в дверном проеме, почти полностью заполнив его своим телом. Плечи как у борца, кулаки, словно кузнечные молоты, сила в руках такая, что ударом он мог бы свалить быка, если бы только ему пришло в голову ударить быка. Но по характеру Бен был миролюбив и кроток как ягненок, в чем, несмотря на бесчисленные мелкие инциденты, Труда была твердо убеждена.

Бен появился на кухне вымазанный с головы до пят, как будто специально валялся в грязи. На груди его на ремне висел бинокль. Бен всегда брал его с собой, хотя ночью от бинокля мало толку.

— Ну нет, — сказала Труда, заметив, что он норовит сесть за стол. — Сначала помой руки. Ты знаешь правила.

Конечно, он их знал, хотя всякий раз пытался увильнуть от мытья. Он боялся не воды, а боли, потому что, промывая свежие раны, Труда заодно оказывала ему посильную врачебную помощь. Руки и предплечья Бена постоянно были покрыты старыми ссадинами, свежими царапинами и волдырями, которые он получал, продираясь сквозь заросли малины и крапивы, пролезая под колючей проволокой или преодолевая прочие препятствия на своем пути.

Безропотно стоя у раковины, он позволил матери промыть старые раны и проверить, не добавились ли свежие, нуждающиеся в срочной обработке. Труда обнаружила занозу, так глубоко ушедшую в подушечку среднего пальца правой руки, что одним пинцетом здесь было не обойтись. Пришлось прибегнуть к помощи иглы. Во время процедуры Бен с шипением втягивал в себя воздух.

— И где тебя угораздило?

Труда спрашивала по привычке, не рассчитывая на ответ. Речевой запас Бена был крайне скуден и включал в себя лишь несколько внятно произносимых слов. Но если бы кто-нибудь знал Бена так же хорошо, как Труда, то при желании мог бы интерпретировать издаваемые им звуки. Труда была уверена, что всегда понимает сына. Нужно только внимательно вслушаться в интонацию, чтобы понять, задает он вопрос, пытается рассказать о чем-то или что-то подтверждает.

После того как заноза была вытащена, Бен лизнул кровоточащую ранку, уселся за стол и полным ожидания взглядом уставился на шкаф. Открыв дверцы, Труда вынула хлеб, намазала маслом несколько толстых ломтей, положила сверху колбасу, наполнила молоком большую алюминиевую кружку и поставила все перед сыном. Бен приступил к завтраку, а Труда тем временем вымыла столовый нож, положила его обратно на полку в шкафу, заперла дверцу, а ключ убрала в карман халата.

С быстротой молнии Бен опустошил тарелку, выпил молоко и тотчас покинул кухню. Немного позже Труда пошла взглянуть на сына и увидела, что он в грязной одежде лежит на кровати и уже спит. Вскоре после часа он спустился в кухню, дал переодеть себя в свежую рубашку и чистые штаны, снова подождал, пока ему наполнят едой тарелку. Поел и опять исчез через подвал.

С июля дверь подвала оставалась для него открытой круглосуточно. Как-то в одну из ночей на прошедшей неделе Якоб запер подвальную дверь. Тогда Бен попытался протиснуться наружу через подвальное окошко. Застрял и принялся жалобно, как щенок, скулить и выть до тех пор, пока Труда и Якоб не проснулись и с большим трудом не высвободили его из западни.

Якоб, пришедший в семь вечера с работы, уже не застал Бена. Труда перестелила кровать сына, вымыла в комнате окно, уходя, огляделась с надеждой, что на ночь сын вернется домой.

Позже они с Якобом сидели в гостиной и говорили о Марлене Йенсен. На этот раз в виде исключения Труда была солидарна с Теей Крессманн. Якоб же сомневался, что дочь Эриха сбежала из дома.

— Я бы еще согласился, если бы она пропадала одну ночь, — возражал он. — Однако ее нет уже несколько дней. Так где она, собственно говоря, находится?

— Наверное, у тех парней, с которыми познакомилась на дискотеке, — ответила Труда. — Эрих действительно слишком строго с ней обращался. Антония всегда это говорила. Я считаю, что девушка решила проучить отца.

В четверг Якоб, как обычно, вышел из дома в семь утра. Вывел из сарая машину и первую часть пути проехал по дороге, узкой настолько, что здесь с трудом могли разъехаться два автомобиля. Приблизительно через шестьсот метров был первый перекресток, после которого узкая дорога еще двести метров тянулась между садами и полями, прежде чем встретиться с Бахштрассе.