Владимир Колычев - Я промазал, опер – нет

– Что вообще?

– Был у нее мужчина. И позлить она меня хотела, и замуж хотела... Не за меня...

– Хотела она чего-то или нет, ничего уже не будет. Все в прошлом... Для нее в прошлом... А кому-то, возможно, еще угрожает опасность. И вы можете помочь спасти этого кого-то... И о себе подумайте, Родион Андреевич. Если мы докажем, что ваша бывшая жена стала жертвой одного и того же организатора заказных убийств, то все обвинения с вас будут автоматически сняты.

– А вы сможете это доказать? – с надеждой утопающего спросил, нет, воззвал ко мне Багеров.

– Все зависит от вас. Я должен знать, что произошло в Москве с вашей бывшей женой?..

– Что произошло?.. – стекленеющим взглядом уставился он куда-то вдаль. – Да, было что-то... Говорила она... Да, говорила...

– Что говорила?

– Конфликт у них там в Москве был.

– С кем?

– Драка там была.

– Какая драка?

– Ну, этот, Меднянский, с директором концерна подрался.

– Что за концерн?

– Я не знаю... Знаю только, что очень крупный бизнес. А там, где крупный бизнес, там большие деньги, там смерть. А Меднянский убил этого директора... Он убил этого директора, а Эльвира была с ним, помогала ему...

– Помогала убивать?

– Да... Я так понял, что да...

– Родион Андреевич, вам нужно успокоиться. Торопить вас я не буду, дам вам полчаса, чтобы вы смогли собраться с мыслями, тогда вы сможете придумать что-нибудь более правдоподобное, – совершенно серьезным тоном сказал я. – А то эта ваша фантазия не выдерживает никакой критики.

– Да, наверное... Что?! Фантазия?! – Спохватившись, Багеров так вздрогнул, что взмахнул ладонями, как цыпленок крыльями.

– Я понимаю, вы хотите поддержать мою версию, чтобы обрести свободу. Но не забывайте, мне нужна правда, но никак не ваши фантазии.

– Да, я понимаю.

Бедняга жалобно уронил голову на грудь и подавленно затих.

– Спасти вас может только правда, – еще раз подчеркнул я.

– Но я ничего не знаю... Мне Эльвира ничего не говорила. Но мне кажется, что там и правда что-то произошло. Просто она боялась мне сказать. Потому что там случилось что-то страшное...

– Что ж, спасибо и на этом. Думаю, в самое ближайшее время мы сможем вас оправдать. Мы работаем над этим... Да, и с вашим следователем на эту тему лучше не разговаривать, – предупредил я.

– Почему? – подозрительно глянул на меня Багеров.

– Потому что ваш следователь не захочет возиться с нашей версией. Он сделает все, чтобы помешать нам и привлечь вас за убийство вашей бывшей жены. Надеюсь, ясно?

Я по-прежнему считал, что неважно, какими силами мы раскроем правду о серийных убийствах, но все еще следовал наставлениям своей начальницы, которая хотела дознаться до всего сама, без прокуратуры, ГУВД и РУБОПа. Поэтому и не хотел, чтобы мое предположение стало чьим-то достоянием раньше времени.

Из изолятора я отправился в отделение, где меня должна была ждать Бесчетова. Но мне самому пришлось ее дожидаться.

Она появилась после обеда, в глазах – суетливый блеск, на щеках – задорный румянец. Она была бодрой и энергичной, но, глядя на нее, я почему-то видел в ней слабую женщину, и неважно, что ей успешно удавалось себя защищать.

– Вот список группы, которая выезжала в Москву в период с пятнадцатого по двадцать второе апреля, – протянув мне лист бумаги, сказала она. – Здесь группу собирала туристическая компания «Комфорт», там, в Москве, ее обслуживал туроператор «Тур-Лайн»...

На белоснежном, еще хрустящем новизной листе бумаги под шапкой заголовка нумерованными ступеньками вниз тянулся смертный список.

1. Коротеев Федор Максимович.

2. Коротеева Ирина Никитична.

3. Моносеева Эльвира Васильевна.

4. Меднянский Анатолий Павлович.

5. Хворостова Елена Степановна.

6. Царицын Петр Данилович.

7. Алехина Олеся Михайловна.

Напротив каждой фамилии – дата рождения, семейное положение, адрес места жительства. Первые пять фамилий обведены красным маркером.

– Пятерых уже нет, – заметил я.

– Шестерых. Коротеевы ездили в Москву без детей. И тем не менее их младшая дочь погибла. Почему?

– Возможно, киллер работал без маски. Не захотел светиться.

– Как это все ужасно!

– Обрати внимание на последовательность. Люди гибнут согласно списку.

– Обратила.

– Следующий на очереди Царицын Петр Данилович. Восемьдесят пятого года рождения. Улица Коммунистическая, дом сорок семь, квартира три. Надо ехать...

– Вот и я о том же. Потому и приехала за тобой. Надо бы бронежилет надеть...

Дарья боялась ехать к еще живому фигуранту, но ее стремление к победе пересиливало страх.

– Это само собой. Но бронежилета мало, тут нужно в ГУВД сообщать.

– Я их там знаю, весь жар чужими руками загребут! – мотнув головой, Дарья плотно сомкнула губы, выразив тем самым свою тревогу и возмущение.

– Ты ведешь себя как жадина, – иронично сощурил я глаза.

– А я и есть жадина, – капризно надула она губы.

Большая маленькая девочка, у которой забрали чужую игрушку. И мне стало жаль ее, но потакать ей я больше не хотел.

– Я понимаю, тебе нужно отличиться на новой должности. Но мы своими силами это дело не потянем. Тут федеральный масштаб. И главное, что гибнут люди. Надо срочно сообщить хотя бы Гнутьеву.

– Ну, Гнутьеву, может, и нужно, – неуверенно пожала она плечами. – Но сначала давай к этому Царицыну съездим. Если все нормально, тогда сообщим...

– А если его уже нет, тогда тем более придется сообщить...

На всякий случай мы взяли с собой Агранова и Кузему, прихватили бронежилеты, надели их в пути. В дороге я объяснил операм всю сложность обстановки.

Царицын жил в старом бараке на четыре семьи, из которых состояла б о льшая часть Коммунистической улицы, будто оправдывая свое название. Но сам Петр Данилович своей фамилии не соответствовал: не по-царски жил. Во дворе беспорядок, мусор на каждом шагу, под старым дощатым столом со ржавыми тисками на нем валялась и разлагалась дохлая кошка. Это мне показалось дурным знаком. Но еще больше меня встревожили распахнутая калитка и приоткрытая дверь.

В доме царил такой же беспорядок, резко воняло грязными носками, лекарствами и, как мне показалось, пороховым дымом. Под ногами скрипнула половица, и откуда-то с антресолей, мявкнув, спрыгнул тяжелый сибирский кот с лишайными проплешинами на некогда густой шерсти. Снова кот, но этот хоть живой.

Шаткий стол, заваленный грязной посудой, липкий, в луковой шелухе пол, на двухкомфорочной плите, как на постаменте, возвышалась пирамида, сложенная из немытых кастрюль. Для полноты картины не хватало засаленных стаканов и батареи пустых бутылок. Ну и пьяного хозяина, спящего на шатком стуле...

Хозяина дома мы нашли в следующей комнатке. Он лежал на шлифованной доске, придерживая руками штангу, которая всей своей тяжестью пережимала ему горло. Здоровенный, рельефно накачанный парень лет двадцати пяти казался бы образцом физического совершенства, если бы не недостаток, который напрочь перечеркивал все его физические достоинства. Он был мертв. И штанга, что упала ему на горло, к его смерти не имела никакого отношения. Он был убит двумя выстрелами – в грудь и голову. И судя по тому, что кровь еще капала на пол, преставился он совсем недавно.