Ричард Паттерсон - Степень вины

— Десять минут, — отвечал Пэйджит, — даю вам я на то, чтобы отозвать иск.

— Что за чепуха!

Пэйджит вынул из кейса отпечатанный договор.

— Это — условия соглашения. В них записано, что вы осознаете ошибочность обвинения, выдвинутого против Стива Рудина, что мистер Джепфер признает свои заблуждения, что вы отзываете свой иск и ваша фирма в качестве компенсации за потерю времени и материальный ущерб платит мистеру Рудину 250 тысяч долларов.

— Я не подпишу это.

— На протяжении по крайней мере шести месяцев, — продолжал Пэйджит, — у вас был тот документ. То есть уже не менее шести месяцев вы знаете, что мой клиент невиновен.

— Почему вы хотите взвалить на меня ответственность за то, что наговорил сейчас Джепфер?

Пэйджит посмотрел на часы:

— А почему бы нам не сэкономить восемь минут и не спросить Джепфера о том, что вы уже и так знаете?

— Человека заставили опознать фальсифицированные документы. Теперь вы хотите принудить его к даче ложных показаний. Что бы он там ни говорил, никто ему не поверит.

— Не поверит? Фрэнк кончил жизнь самоубийством, будучи банкротом. Остаются два ответчика с деньгами. У Джепфера меньше миллиона, зато мой клиент очень богат и защищен страховкой. Поэтому вы договариваетесь с Джепфером: если он никому больше не покажет этот документ и никому не расскажет о том, что случилось на самом деле, вы оставите ему ту сумму, которую он наворовал, и попытаетесь вытянуть деньги у моего клиента, угрожая ему бесконечной тяжбой, что, как вы знаете, является мошенничеством.

Старр скрестил руки на груди.

— Вам никогда это не доказать.

— Может, попробуем? Если по делу Стива Рудина будет задан еще один вопрос, вы многое узнаете. Вы узнаете, сможем ли мы доказать это. Смогу ли я выиграть процесс о злонамеренном судебном преследовании. Узнаете, доставит ли прессе удовольствие наблюдать нашу тяжбу. Оставит ли Ассоциация адвокатов вам лицензию. Не станут ли судьи округа смотреть на вас как на пустое место. И лишь один человек порадуется этому больше меня — Стив Рудин, которого вы обвинили в мошенничестве. — Пэйджит встал и снова посмотрел на часы. — У вас осталось минут пять, не больше.

Терри последовала за ним в офис.

Офис был меблирован крайне скупо; его украшали и оживляли лишь великолепные современные эстампы, два цветка и единственный портрет — какой-то черноволосый мальчик. Она знала, что Пэйджит коллекционирует произведения искусства, один из эстампов был Миро [1] Миро Хуан (1893–1983) — испанский живописец, скульптор и график. (Здесь и далее — прим. пер.) . О мальчике на портрете она не имела ни малейшего представления. Пэйджит стоял, задумчиво глядя в окно.

— Они пойдут на это? — спросила Терри.

— Да, — не оборачиваясь, ответил он. — Для Старра существуют лишь его собственные интересы.

— Мне трудно поверить, что он знал.

— Он знал. Всегда предполагайте, что люди поступят так, как они поступали раньше. И тогда они не удивят, не разочаруют вас. — Пэйджит сунул руки в карманы, в голосе вдруг зазвучала усталость. — Удивляться — грех для профессионала. Другое дело — разочарования, они изматывают душу.

Замечание было необычным для него. Он говорит как будто сам с собой, подумала Терри.

— Как вам удалось получить документ? — спросила она.

— Я обещал не говорить. — Он повернулся с легкой улыбкой. — Но Старр действительно должен лучше обращаться со своими служащими.

В дверь постучали. Вошел помощник Старра с текстом соглашения. Остановился, бросил беглый взгляд на Терри. Ей вдруг подумалось: а известно ли этому человеку, проявившему к ней некоторый интерес, что она замужем? Кажется, знать ее раньше он не мог. И в последнее время все меньше верится, что она способна привлекать мужчин. Да и что бы вы сказали о носе, который — она точно знает — несколько тонковат, о глазах с серповидным разрезом, что, на ее вкус, могли быть и побольше, о прямых каштановых волосах, таких же, как у — всего лишь — пяти миллионов женщин испанского происхождения в Западном полушарии? Скорее всего, вы сказали бы то же, что заявил как-то Ричи с двусмысленными нотками в голосе, — что она нарядная.

— Он подписал. — Помощник Старра передал бумаги Терри.

— Благодарю вас, — учтиво произнес Пэйджит. Помощник посмотрел на него, на Терри и вышел.

Она была в восторге, хотя, конечно, триумф был не ее. И заговорила о том, о чем на самом деле не думала:

— Я боялась, что прием с часами — это, пожалуй, слишком. Мало того, что мы вручили ему соглашение…

Пэйджит пожал плечами:

— Видимо, нет.

— Когда-нибудь раньше вы делали это?

Он какое-то мгновение рассматривал ее.

— Однажды. Несколько лет назад.

— Подействовало?

— До некоторой степени.

В голосе послышалась отчужденность, быть может, рассеянность. Почувствовав себя неловко, она посмотрела на часы:

— Мне пора бежать. За ребенком.

— Мне тоже надо кое-куда. Стиву Рудину сообщим утром.

Зазвонил телефон. Пэйджит рассеянно подошел к аппарату. Терри остановилась на пути к двери. Что-нибудь по этому делу, подумала она. Но его внезапное молчание и воцарившаяся в комнате мертвая тишина заставили ее забыть о том, что она куда-то шла, забыть о себе и о времени.

— Где ты? — наконец спросил Пэйджит в трубку. Следующий момент он слушал. Потом решительно бросил:

— Не разговаривай ни с кем. Я сейчас буду.

Голос у него был довольно спокойный. Но, когда он с преувеличенной аккуратностью положил трубку, Терри отметила про себя, что он бледен.

Она вопросительно посмотрела на него.

Он, кажется, удивился, увидев ее. Потом сказал просто:

— Убит Марк Ренсом.

Это поразило Терри. Она не понимала, почему кто-то стал звонить Пэйджиту по этому поводу, что связывает его со знаменитым писателем. Неуверенно поинтересовалась:

— Кто это был?

Он помедлил.

— Мария Карелли.

— Интервьюер телевидения?

Похоже, ему показалось странным, что ее так называют. Неожиданно до сознания Терри дошло: женщина из Вашингтона, вторая свидетельница обвинения. Как бы поправляя, Кристофер Пэйджит ответил:

— Мать моего сына Карло.

Никак не предполагал Кристофер Пэйджит, что мать его единственного сына, женщина, в большей степени будившая в нем желание, чем чувство долга, в первые же сутки своего появления в их жизни — после восьмилетней разлуки — будет обвинена в убийстве.

Пэйджит и Карло находились в кухне своего дома в Пасифик-Хайтс. Было четыре часа: солнечный свет, падая через огромное, во всю стену, окно, делал еще более белыми и розовыми викторианские украшения и флорентийскую лепнину, сланцем синел залив, белые домики на той стороне потемнели. Пэйджит нарезал грибы для куриного марренго. Карло сидел на высоком стуле, склонившись к стойке, и возмущался родителями своей подружки.