Дэвид Ливайн - Приют мертвых

— Ну вот и прибыли.

— Спасибо, что съездил со мной. Я понимаю, что у тебя не лежала к развлечениям душа…

— Послушай, — перебил се Бэр. — Я видел, что ты целый день ходила с банкой пива, но не отпила ни глотка. Мне в голову приходят всякие мысли. Не знаю, что это за мысли. Подскажи мне, Сьюз.

Они некоторое время молча смотрели друг на друга. Затем Сьюзен просто ответила:

— Я беременна.

У Бэра было такое ощущение, будто на его автомобиль наехал автобус-экспресс.

— Ты собиралась мне об этом рассказать? — вот и все, что он сумел выговорить.

— Конечно. Только не знала, как начать. И хотела, чтобы прошло какое-то время после того, что случилось с Аурелио.

— Ясно. — Бэр понимал, что этих слов недостаточно и, что еще хуже, он сказал их не тем тоном, каким было нужно.

— Как, черт возьми…

— А ты как думаешь, Фрэнк?

Холодная тьма сдавила его грудь, так что стало трудно дышать.

— Вижу, тебя это сильно разволновало.

— Сьюзен…

— Что?

— Не знаю. — Бэр посмотрел на нее. Сьюзен прижалась к двери и сложила на груди руки. Он не мог определить, то ли она сейчас улыбнется, то ли заплачет. Никогда эта женщина не казалась ему такой миниатюрной. — Мы должны все обсудить…

— Я не смогу вырастить ребенка одна. Не сумею. Понимаешь, о чем я говорю?

— Догадываюсь.

— Я внушаю тебе ужас?

— Ничего ты не внушаешь.

— Извини, Бэр, но решать теперь тебе. Извести меня, что надумаешь. Только побыстрее, — сказав это, Сьюзен решительно вышла из машины.

— Ну-ка, послушаем. — Кенни протянул руку между передними сиденьями и ткнул пальцем в кнопки управления магнитолой. Из динамиков полетел дергающийся ритм. «Дюранго» заполнил скандально известный голос рэппера Ноториуса Бигги:

— «Глоки и всякие штуковины валятся из меня, стоит только сесть на горшок…»

— А ты, приятель, перетирай мое дерьмо в порошок, — подхватил Кенни. — Приходится спать на животе, чтобы не изгадить постель. Вот такая, мать моя, канитель.

— Придурок, — оборвал его Чарли и убавил звук. — Уж нашей-то мамочке приходится с твоей постелью не сладко. Обгаживаешь только так.

Кнут по обыкновению рассмеялся едва слышно, а Пинат громко фыркнул.

— Тащился бы лучше от кого-нибудь живого. На кой тебе сдался мертвяк? — спросил он. Следуя его указаниям, они поехали в сторону Срингтона, миновали бесконечную вереницу мотелей, где сдавались номера на час, и остановились на Белмонте, откуда можно было видеть дом на Тауб-авеню.

— Бигги не умер, — внезапно запротестовал Кенни, и все повернулись в его сторону.

— Что ты несешь? — удивился Пинат.

— Он жив. Просто вовремя сообразил: если останется в игре, его непременно убьют. Поэтому отошел в сторону.

— Как это так — в сторону? — не поверил Пинат.

— Что за вздор? — подхватил Кнут.

— А вы раскиньте мозгами: он сам дал нам все понять. Вот названия его альбомов: «Выхода нет». Бигги уже тогда понял, что спекся. «Жизнь после смерти» — ему в голову приходит светлая мысль. «Готов умереть» — он начинает приводить в действие свой план. А затем «погибает» на стоянке в Лос-Анджелесе. Но никого не арестовывают по обвинению в убийстве. Он будто мертв, но разве музыка на этом прекращается? Ничего подобного.

— Ты разве не знаешь, что записи хранятся на студии. Сначала выпускают только самое лучшее. Но когда музыкант умирает, раздувают вокруг него шумиху и продают все подряд.

— Все так. Но стиль-то меняется. Он развивается. — Голос Кенни звучал убежденно. — Как вы это объясните?

Чарли только покачал головой:

— Не заводите его. Он может трепаться часами.

— Его оплакивали родные. Оплакивал П. Дидди. Лил Ким. А где он в это время был?

— Наверное, в Африке, — ответил Кенни.

— В Африке? Вот еще!

— Схоронился и живет как король. Вы только представьте себе…

— Смотрите, — перебил его Чарли и указал на дом. Несколько машин стояли напротив фасада, а еще несколько подъезжали по улице и искали место, где остановиться.

— А Дидди навещает его там, — договорил Кенни.

— А как насчет Пака? Он тоже жив? Ведь и его музыка продолжает выходить, — не сумел сдержаться Пинат.

— Нет. По его музыке не заметно роста. Он на самом деле умер. По-настоящему застрелен в Вегасе.

— Заткнитесь, парни, — сурово приказал Кнут, и они замолчали. Стали смотреть, как из машин вылезают люди и заходят в дом. Судя по их расовому, половому и возрастному разнообразию можно было подумать, что они явились на собрание организации «Анонимные алкоголики» или идут на завод к началу вечерней смены.

— Смотрите, смотрите, — проговорил Чарли.

— Если бы латиносы и негры слили бы все эти деньги обратно в свои общины, в городе бы исчезла нищета, — заметил Кенни.

— Слушай, перестань говорить «негры», — предупредил его Пинат.

— Это почему же? Может, ты наслушался социальных работников? — поинтересовался Кнут.

— Прочел в газете, когда сидел в сортире, — рассмеялся Кенни.

— Не нравятся мне подходы, — нахмурился Чарли. — Слишком открыто. Соседи меня не пугают, если иметь в виду дома, стоящие неподалеку оттого, который нам нужен. Разбитые окна, грязные газоны и облупившаяся краска явно свидетельствуют о том, что они заброшены. Но это тупик.

— Да, машину может заблокировать всякий, кто приедет следом, — кивнул Кнут.

— У-гу, — промычал Пинат. — Но эта улица здесь только для виду. А есть еще проулок, идущий через весь Бельмонт.

Чарли почти с уважением посмотрел на него в зеркальце заднего обзора.

Они оказались у въезда в заваленный перевернутыми мусорными баками и рассыпавшимся мусором проулок, ведущий к задворкам дома на Тауб-авеню. К нему был пристроен гараж, но не было видно ни одной машины.

— Не лезь в него передом, — посоветовал Пинат. — Подай задом, чтобы можно было по-быстрому смотаться.

Чарли включил заднюю скорость и плавно повел «дюранго» к дому. Через ветровое стекло они видели, что Никси проделывает то же самое с машиной Пината. Добравшись до нужного места — примерно в десяти ярдах от задней двери, — Чарли перевел рычаг автомата в положение «стоянка».

— Ну…

— Пора! — Кенни выбил ладонью дробь о подушку сиденья. Он распахнул дверцу, и его примеру последовали остальные. Подошел к багажнику и открыл крышку. Подал Кнуту алюминиевую бейсбольную биту, себе взял запаянную с обеих сторон трубу с металлической начинкой, а для Чарли — фонарь на шесть батарей. Это в дополнение к «смит-и-вессону» — «сигма», который Чарли обычно затыкал за пояс, когда они шли на дело.

— Так-таки и не хочешь с нами? А то бы позабавился, — предложил Чарли Пинату.

Кенни крутанул трубой, как заправский громила из какого-нибудь кровопускательного кино, и прикрикнул: