Валерий Ильичёв - Кофе в постель (сборник рассказов)

Прочитав обвинительное заключение, адвокат Витов поморщился? «Подзащитного задержали с поличным во взломанной квартире среди разбросанных вешен. А он. ДУРОЛОМ Резин, ранее СУДИМЫЙ за кражу, несет околесицу. Тухлое дело. Но отказаться не МОГУ. ЕМУ положен за счет государства адвокат, а сейчас, как назло, моя очередь отбывать обязательную повинность».

Витов подошел к доставленному под конвоем подзащитному:

— Павел, скажи честно, на какой срок ты рассчитываешь? Что мне просить у судьи?

— Какой ещё срок?! Меня должны отпустить вчистую. Я в ту квартиру попал случайно. Шел записываться в общество охраны природы. Поднялся на второй этаж, а там дверь полуоткрытая. Зашел. Вижу, вещи по полу раскиданы. Понял, что перепутал подъезды. Хотел выйти. А тут менты накатили. Повязали. Никаких объяснений слушать не стали. Завели дело. А я не виноват.

— Ты всех за дураков считаешь? Кто ж тебе, уже отбывшему наказание за кражу, поверит? И чего тебе не хватало? Освободился, устроился работать дворником, получил комнату в общежитии. Живи — не хочу! А ты за старое взялся!

Внезапно Витов осекся. По искаженному страданием лицу Резина текли слезы:

— Даже вы, мой адвокат, мне не верите. Что же мне делать?!

Витов почувствовал смущение: «Неужели иправда недоразумение? Ну нет! Такого совпадения не могло быть!»

Раздосадованный Витов вернулся на место. Вглядевшись в лица судьи и прокурора, расчетливо прикинул: «У судьи настроение приподнятое. Это на руку. А вот баба в прокурорской форме неприветливая. Будет просить на полную катушку. Так что шансы пятьдесят на пятьдесят».

В зал вошла бедно одетая старушка и передала повестку девушке-секретарю.

«Потерпевшая явилась. В исковом заявлении перечислила все: от разбитой вазочки до сломанного замка в шкафу. Ее причитания, пожалуй, перевесят все доводы подзащитного, пропал парень».

Как только подсудимый начал излагать свою версию, судья нахмурилась:

— Объявляю перерыв. Адвокат, подойдите ко мне. Предчувствуя недоброе, Витов подошел к судейскому столу.

— Объясните своему подзащитному, что я могу учесть при вынесении приговора лишь чистосердечное раскаяние. Пусть не раздражает меня ложью.

Витов объяснил ситуацию. И был поражен мгновенным преображением своего подзащитного. Теперь перед судом стоял искренне переживающий свой проступок человек, Дрожащим голосом он проникновенно рассказывал о своей жизни.

Граждане судьи, я полностью признаю себя виновным. Но поймите и вы меня, оставшегося сиротою в четырнадцать лет. Никому не нужен в целом мире. Сдали меня в интернат. Там меня все время обижали. Заставили принять участие в краже. Получил срок. Отбыл наказание. Освободился. Стал встречаться с девушкой. У неескоро день рождения. Подарок хотел купить. Ау кого денег попросить? Залез в чужую квартиру. Прошу прощения у этой бедной старушки за причиненные ей страдания.

«Какой артист в парнишке живет! Еще минуту назад уверял, что ни при чем. А сейчас, похоже, всех разжалобил», — восхищенно отметил Витов.

И словно подтверждая его мысли, старушка вскочила с места:

— Я отказываюсь от иска. Жалко паренька.

И Витов уже не удивился, когда прокурор начала перечислять смягчающие вину Резина обстоятельства, попросив назначить ему легкое наказание.

Витов не стал затягивать процесс. Его речь свелась к тому, что ведь не всем везет родиться в обеспеченной семье. И напомнил, что совсем недавно вся страна торжественно отмечала День защиты детей. Хотя Резин, возвышающийся над скамьей подсудимых, мало был похож на беззащитного ребенка.

Судья с заседателями удалились в совещательную комнату. Заметив направляющегося к нему секретаря, Витов принял решение: «Надо подыграть этому артисту. Откажусь от гонорара. Эта сумма все равно меня не спасет».

Выслушав адвоката, секретарь удивленно вскинула брови.

«Сейчас она доложит судье о моем отказе от оплаты, и общая картина сочувствия будет завершена».

Расчет Витова оказался верным. Но он едва не присвистнул от удивления, услышав приговор: два года лишения свободы в колонии общего режима.

«Парня судят повторно за квартирную кражу и дают срок ниже низшего предела. Этот артист всех разжалобил. Похоже, он из тех людей, что постоянно врут и сами верят в свои выдумки. Он единственный, кто спокойный в зале. Остальные чутьли не плачут от собственного благородства. Ну и умора!»

Заметив, что конвой собирается увести осужденного, Витов подошел к Резину.

— Послушай, одно непонятно; откуда у тебя дурацкая версия о вступлении в общество охраны природы?

Резин небрежно пожал плечами:

— В этом доме на первом этаже висел плакат с призывом беречь леса. Когда менты меня повязали, я и ляпнул первое пришедшее на ум. А потом уж и на допросах это повторял. Все просто.

И равнодушно скользнув взглядом по больше ненужному ему адвокату, Резин ушел, окруженный конвойными.

Глядя ему вслед, Витов подумал; «Для этого парня судебное заседание было спектаклем, который окончился вместе с вынесением приговора. Теперь, когда занавес опущен, какую же следующую роль сыграет этот несостоявшийся артист? Кто прольет слезы, а кто и поаплодирует? Для него вся жизнь — сцена и роли на ней только отрицательные! А жаль…»

Поднимаясь вслед за молодой женщиной на второй этаж по выщербленным ступеням, Джокер посматривал на крутые бедра новой знакомой: «Для легковерной провинциалочки командированный по делам фирмы из Москвы — лакомый кусочек. Судя по её взглядам, меня ждет хлопотная ночка. Ну мне не привыкать. Интересно, сколько я тут сумею взять на добрую память? Всегда интересно играть втемную, не зная, вытянешь ли пустой номер? Судя по обшарпанным стенам, на много рассчитывать не приходится». Нинка суетливо вставила ключ и широко распахнула дверь, пропуская вперед гостя. Протискиваясь в квартиру, Джокер невольно прижался к мягкому женскому телу и почувствовал, как кровь прилила к голове.

.. Утром сквозь сон он лениво прислушивался, как хозяйка торопливо позвякивает на кухне посудой, готовя ему завтрак. Подойдя к гостю, ласково прошептала:

— Поспи еще, родной. Я тебе бутерброды и кофе оставила на столе.

Дверь за хозяйкой хлопнула, и Джокер в одних трусах поспешно начал обследовать квартиру. Через пару часов он пришел к неутешительному выводу: «Негусто. В шкатулочке на дне шкафа лишь пара золотых сережек, браслетик с недорогими камушками и три перстенька. Небось, годами деньги откладывала, чтобы прикупить. А под матрасом в целлофановом пакете пятьсот баксов на „черный“ день. Надолго этого не хватит. Но зато баба жаркая. Будет о чем вспомнить. Пожалуй, отдохну дней пяток, а потом „прости меня, как я прощаю“».