Валерий Роньшин - Игра в дурака [сборник рассказов]

Порфирий Дормидонтович Шишигин был великий писатель. Поэтому уже много лет ничего не писал.

— А зачем писать? — искренне удивлялся Порфирий Дормидонтович. — Я и так великий писатель.

Давным–давно, когда Шишигин ещё не был великим писателем, он написал рассказ о Владимире Ильиче Ленине.

С тех пор Порфирий Дормидонтович сразу же стал великим.

Рассказ без конца переиздавали, экранизировали, инсценировали, переводили на иностранные языки…

А писатель Шишигин за всё это получал денежки .

— Вот так надо писать! — с гордостью говорил Порфирий Дормидонтович, — раз — и навсегда!

Назывался рассказ:

Владимир Ильич Ленин любил всем помогать, даже когда его об этом не просили. Например, в 17-ом году. И в детстве маленький Володя тоже всем помогал. Вот послушайте, как он помог своей мамаше и сестричкам Дуняше и Маняше.

Сидят как–то Дуняша, Маняша и мамаша в столовой и едят макароны. Брата Александра к тому времени уже не было. Он стрелял в царя и промахнулся со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Так вот, едят они макароны. И вдруг входит маленький Володя.

— Мамаша, — ластится он к матери, — давай я тебе помогу.

— В чём же ты, Володюшка, хочешь мне помочь? — спрашивает мамаша. — Я ведь ничего не делаю.

— Нет, делаешь! делаешь! — лезет к ней на колени маленький Володя. — Ты макароны кушаешь.

Вздохнула мамаша тяжко. Чувствует — не видать ей больше макарончиков.

— Ну помоги, сынок, — кисло так говорит.

Маленький Володя — раз–раз — и умял все мамашины макароны. И уже к Дуняше тянется.

— Давай я и тебе помогу, — предлагает.

Дуняша скорей–скорей свои макароны глотать, чтоб маленькому Володе меньше помогать было. Но макароны–то длинные, все сразу в рот не запихнёшь.

Короче, помог маленький Володя и Дуняше.

И к Маняше подбирается.

Маняша как увидела маленького Володю — схватила свою тарелку с макаронами и бе–жать!.. Но от Володи не убежишь.

Догнал он Маняшу и тоже помог. Съел все её макароны.

Мамаша, Дуняша и Маняша рады, конечно, без памяти, что у них такой помощник имеется.

— Спасибо, Володенька! — говорят они в один голос, а сами плачут от радости.

— Ну что вы, — скромно отвечает маленький Володя. — Люди должны помогать друг другу. Тогда на всей земле наступит справедливость.

Вот таким был Володя Ульянов в детстве.

Однажды я решил записывать за Порфирием Дормидонтовичем. Как в своё время Алексей Максимович записывал за Львом Николаевичем, а Корней Иванович — за Алексеем Максимовичем; как Анна Андреевна записывала за Николаем Степановичем, а Лидия Корнеевна — за Анной Андреевной… Страна у нас такая… Грамотная. Все друг за дружкой постоянно записывают. На всякий случай. Вдруг пригодится. Вот и я — Валерий Михайлович — решил записывать за Порфирием Дормидонтовичем…

Я сходил в канцелярский магазин, купил толстую тетрадь и стал дожидаться мудрых высказываний великого писателя.

Они не заставили себя долго ждать.

Как–то раз, выпив водки и поиграв в карты, мы отправились прогуляться. И зашли в платный туалет. Запах, впрочем, здесь был такой же, как и в бесплатном. Зато на весь туалет гремела классическая музыка.

— Ни хера себе, — с удивлением сказал Порфирий Дормидонтович. — Это же фуга Баха. Моя любимейшая вещь. Никогда ещё не ссал под фугу Баха.

Я застегнул ширинку и, достав тетрадь, тут же, не отходя от писсуара, записал высказывание великого писателя о музыке Баха.

Однажды я зашёл в гости к Порфирию Дормидонтовичу. Мы выпили водки и сели играть в карты. Затем я начал читать Шишигину свой трёхсотстраничный роман. Это было сложное философское произведение, написанное густой прозой… В нём говорилось об одном человеке, который мучительно искал своё Я. Он искал его везде: в глубинах своего подсознания, в искусстве, в женщинах; он окончил курсы водолазов и искал его под водой, у берегов Камчатки; потом долгие годы работал шахтёром, продолжая поиски в шахтах Донбасса; в перенаселенных тараканами петербургских коммуналках он тоже искал своё Я… и в грязных забегаловках… и в тёмных притонах… и в нищих деревнях… Короче, где он только не искал. Он потратил на поиски всю свою жизнь. И в конце концов, умер в пьяном виде под забором, как писатель Чехов.

Так и не найдя своего Я.

А он и не мог найти. Не мог!.. Потому что его Я в России вообще не было. Оно спокойненько проживало в Париже, в собственном особняке на улице Курсель; вкусно и плотно обедало в шикарном ресторане «Трэн Блё»; меланхолично плевало с моста Мирабо в Сену; гуляло в саду Тюильри; зимой посещало «Гранд — Опера»; а летом улетало в Монте — Карло или на Багамы, развеяться…

Порфирий Дормидонтович выслушал роман со вниманием.

— Хороший сюжетик, — полистал он рукопись и, размахнувшись, выкинул её в форточку. — Но слишком уж длинно написано. И всё про поиски. То там ищет, то тут ищет. Не герой, а прямо какая–то ищейка получается. И везде у вас грязь, тараканы, помойки… Ну, за исключением Парижа, конечно. Нет, Валерий Михалыч, так не пойдёт. Вы, извините меня, берёте кусок говна и размазываете его на триста страниц. Зачем, спрашивается?.. Писать надо коротко и ясно. Вон, видите — дождь идёт за окном. Так и пишите: «Идёт дождь». Понятно? А если, к примеру, пойдёт снег, то что вы напишете, а?

— Идёт снег, — сказал я.

— Правильно, Валерий Михалыч, — похвалил меня Шишигин. — Соображаете.

На следующий день я принёс Порфирию Дормидонтовичу простой и короткий рассказ.

Вот этот:

Жил–был военный летчик по фамилии Потапов. Жены у него не было. Поэтому есть он ходил в столовую. А там всё время давали кислые щи.

Придёт Потапов в понедельник, а ему кислые щи дают. Придёт во вторник — опять дают кислые щи.

И в среду…

И в четверг…

И так до следующего понедельника.

А в следующий понедельник снова дают кислые щи.

Так и жил летчик Потапов от понедельника до понедельника. А тут однажды командир полка решил с парашютом прыгнуть. Ну, и Потапов, конечно, с ним.

Сели они в самолет, поднялись высоко в небо, открыли дверцу и выпрыгнули.